Заявка 1.16

[Union of salvation]

Миша Бестужев/Антон Арбузов. Пять раз, когда Миша носил Антона на руках, потому что так сложились обстоятельства, и один раз, когда обстоятельства были ни при чем.

запись создана: 16.10.2020 в 22:31

Comments

[анонимный декабрист]

Милый заказчик, у вас заявка рейтинга не подразумевает, но, так как у нас тут кинк-фест, я позволила себе его добавить.
В остальном условия заявки соблюдены, на руках Антона носят пять раз по важной уважительной причине и один раз - потому что душа попросила.
2717 слов, бессовестный флафф, на публикацию отрывков автор согласен.

Исполнение 1, часть 1/3

— Выше подними.

— Да куда ж ещё...

— Подними. Выше. Я не дотягиваюсь.

Новая квартира была хороша исключительно всем: до метро двести метров, новые, совершенно замечательные для старого фонда трубы и проводка, комната на два окна, залитая светом — не прямо сейчас, конечно, сколько там в декабре был световой день, четыре часа, шесть? Мало, в общем. Но летом было чистым удовольствием просыпаться и видеть лежащие на старом, вытертом паркете ослепительно яркие световые прямоугольники. А сейчас было чистым удовольствием вешать новогоднюю гирлянду на карниз. На два окна. С потолками три тридцать. Конструкция была простая: Миша, как самый большой и сильный в квартире, поднимал Антона, подхватив под задницей, Антон, как самый быстрый и ловкий, крепил гирлянду на крокодильчики от шторы. Не дотягивался вот только — при всех Мишиных ухищрениях. Миша перехватил его чуть ниже по бёдрам, приподнял — сантиметров на десять — этого как будто хватило. Антон потянул на себя тяжёлую плотную штору, фыркнул, отряхиваясь от пыли с неё, — постирать бы их, наверное, Мишина мама всегда перед Новым годом генеральную уборку устраивала, Миша до этой стадии просветления ещё не дошёл, но как будто понял, зачем это делалось, — зазвенел крокодильчиками, зашуршал гирляндой, свободный конец её быстро сокращался, и, Миша не успел заметить, — только перехватил Антона покрепче пару раз, — как закончился весь. Антон шлёпнул Мишу по плечу:

— Майна.

— Есть. — Миша осторожно спустил Антона на пол. Антон потянулся вперёд, хрустнул спиной:

— Запоздавший здравый смысл подсказывает мне, что нужно было просто на плечи к тебе сесть.

— Как на Афише?

Миша обнял Антона за плечи, тот развернулся в кольце из рук, мягким, плавным движением. Поднял голову, Миша успел запечатлеть на его губах беглую самодовольную улыбку:

— Как на Афише.

Вообще, легенда звучала так: Антон не понимал и не принимал неудержимого желания Миши таскать его на руках, как малого ребёнка. Малого да, ребёнка нет, в Антоне было сто семьдесят сантиметров роста и шестьдесят восемь килограммов веса, в Мише — существенно больше и того, и другого, и любые посягательства на собственную мужественность Антон воспринимал в штыки, тогда как Миша по праву сильного не видел в этом ничего такого. Вот была у него до Антона девчонка, так она...

— Я не девчонка, — отрезал на это Антон, и разговор заканчивался. Миша пожимал плечами и оставлял эту тему до следующего раза. Но на Афише — на Пикнике Афиши, в девятнадцатом, Антону очень хотелось послушать вживую Скриптонита и Вадяру Блюз, — внезапно выяснилось, что слушать Скриптонита и Вадяру Блюз хочет не только он, а в нём всё ещё сто семьдесят сантиметров, и вариантов увидеть сцену у него ровно два: отойти подальше и обзавестись биноклем или принять бескорыстную помощь Миши и залезть к нему на плечи. Пидорасами их тогда назвали не раз и не два, но Антон только бесстрашно переругивался с возмущёнными соседями и ласково предлагал плюнуть им с высоты в ебало. Спасала ли их его смелость или ширина Мишиных плеч, Миша так и не понял — да и вопросом особо не задавался, — но после того случая Антон как будто смягчился в этом вопросе немного. Хотя, казалось бы — пару раз до того Миша был исключительно полезен в этом вопросе.



Первый раз в Геше, где Антон сломал ногу. Миша сразу говорил, что лыжи — это самоубийство, а лезть на них на чёрную трассу — самоубийство вдвойне, но Антон выбрал лыжи, а не борд, и Антон полез на чёрную трассу, и бесстрашно покатился вниз, петляя... хорошо, что он не свернул себе шею. Хорошо, что случилось это ближе к концу трассы — как бы Миша вытаскивал его, бедового, с верхотуры, он не представлял. Лыжи оставили под честное слово незнакомой девчонке-инструкторше, после чего Миша осторожно взял Антона на руки и понёс вниз. Идти пешком по трассе было развлечением тем ещё — но хотя бы безопасно. Антон тонко болезненно скулил, тычась лицом ему в ворот лыжной куртки, цеплялся за неё же руками, сперва держался, потом начал всхлипывать. И Миша был готов сделать для него что угодно — если бы он был на это способен. Но он мог только довезти его до травмпункта: первый же таксист за две сотки пообещал домчать их быстрее ветра, Геш был крохотным, и быстрее ветра здесь можно было долететь куда угодно и за сильно меньшие деньги, но Миша был не в той ситуации, чтоб торговаться. Он осторожно сгрузил Антона назад — хотел уложить на сиденье, Антон качнул головой, бросил коротко, грузно:

— Я сяду.

— А...

— Иначе не вытащишь потом, — потом, стоило тачке остановиться перед зданием травмпункта, — на вид не отличимым от домика на турбазе, как, впрочем, половина зданий здесь, — так же осторожно вытащил. Антон был белый как простыня. Как снег вокруг. И мокрый насквозь. Четыре заснеженных ступеньки на крыльце травмпункта дались Мише с трудом.

В травмпункте не оказалось обезболивающего. И с куда большим трудом Мише далось оставить Антона на попечение заспанного хирурга и мчать в аптеку за нурофеном. Когда он вернулся, Антон сидел в пустом коротком коридоре в гипсе размером с лыжный ботинок. На вид он был чуть живей, чем когда Миша оставлял его, не стонал, но мученическая гримаса на лице ещё держалась. Миша протянул ему таблетки и бутылку воды, Антон закивал быстро и часто, вытащил из картонной коробки серебристый блистер. Миша пока открыл ему воду. Засыпали вечером быстро и тихо, Антон свернулся у Миши на груди, Миша обнял его за плечи — и раньше, чем он успел спросить, как Антон себя чувствует, тот уже спал. Восемь часов в автобусе до Новосибирска тоже прошли лучше, чем Миша мог предположить. Только когда самолёт донёс их до Питера, и они оказались дома — тогда ещё в однушке на Ветеранов, жили бы там и дальше, но, во-первых, с Ветеранов было сильно неудобнее добираться до работы, чем с Сенной, а во-вторых, хозяева квартиры надумали её продавать, — Антон упёр палец Мише в грудь:

— Я не инвалид, это понятно?

— Понятно, а в чём...

— И помогать мне не надо. Правда, Миш, я очень благодарен тебе за то, что ты для меня сделал, но я не лапчатый. Я справлюсь.

— А с чего ты взял, что я собирался тебе помогать? — Миша собирался, конечно — но такие необоснованные обвинения его, между прочим, оскорбляли. Антон усмехнулся и закатил глаза:

— Потому что у тебя на лбу написано, что я твоя принцесса. Так вот: нет.

— Не принцесса?

— Не принцесса.

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, часть 2/3

А если и принцесса, то только как в том мультике про людоеда. Второй раз был, собственно, в Питере — и если бы Миша не вмешался, Антона бы кончили прямо там. Душное влажное лето, начали на Рубинштейна, закончили на Думской, Антону нравилось, как Миша поёт, Миша был не против его порадовать. Накидались как-то очень незаметно, входной приветственный за счёт заведения при покупке трёх виски-кол, белый русский для Антона, лонг-айленд для Миши, неприлично много льда в стаканах, неприлично плохие песни из динамиков, дёрнули по голубой лагуне, Антон жмурился, когда ел апельсиновую дольку с края бокала. А потом подошла очередь Миши выходить на сцену, — утлую фанерную конструкцию, покрытую вытертым ковролином, Миша посмотрел на неё с сомнением и решил остаться на твёрдом полу, — и к середине песни Антон куда-то пропал. Или это Миша не сумел найти его взглядом, не справившись с софитом прямо в лицо? Somebody To Love как-то незаметно закончилась, Миша передал микрофон диджею и рванул на вход. И конечно, Миша не смог найти его взглядом. Конечно, он не смог. Нельзя со сцены найти взглядом того, кто свалил вниз, ко входу, пиздиться. И вот... вес среднего комара. Помноженный на разряд по армейскому рукопашному бою. Миша не знал, что бы это дало в итоге, если бы мужик напротив вытащил нож, но мужик не вытащил, — пока, — только покрикивал, разводя Антона на ещё большую агрессию. Антон рванул ему навстречу. Миша вклинился исключительно вовремя.

— Мужики, мужики, охолонули.

У Миши не было разряда по армейскому рукопашному бою, у Миши были только метр девяносто четыре, помноженные на сто два, он предупредительно упёр ладонь мужику в плечо, а Антона просто задвинул себе за спину и держал там, на безопасном расстоянии, пока мужик не стих. Антон успокаиваться не хотел, Миша развернулся к нему:

— Тебе чего надо-то?

Антон пьяно сверкнул глазами исподлобья, только вскинулся ответить — как мужик, поймав момент, двинул на него в обход Миши. Мише ничего не оставалось сделать, кроме как смахнуть мужика в строительные леса от широты души, а потом одним движением забросить Антона на плечо и пойти с ним, как с ценным грузом, туда, где сверкали ночные огни — Миша надеялся, более приветливые, чем те, что приютили их часом ранее. Антон курил потом яростно, утащенный на почтительное расстояние от эпицентра конфликта — а позже, когда Миша уже думал, что не сносить ему за самоуправство головы, видимо, чуть протрезвев, кивнул:

— Спасибо.

— А чего сцепились-то в итоге?

— Да... — Антон отмахнулся. — Не спрашивай.

— А всё-таки?

— Он сказал, что ты пидор.

— Ну так я...

— Пидором тебя делает не то, что ты Queen поёшь, а то, что ты с мужиками в жопу трахаешься.

— Это правда. Спасибо тебе.

— За что?

— За спасение моей чести.

— За спасение моей жопы спасибо, — усмехнулся Антон.

Наутро он, казалось, и вовсе забыл о том, что было вчера. Только, выйдя из душа, приподнял футболку — Миша захлебнулся слюной, глядя на поджарый живот и острые косточки, утекающие краями под мягкие штаны, — и посмотрел на Мишу просяще:

— Не таскай меня так больше, ладно?

— А что?

Миша ткнул в косточки пальцами: кожа на них была чуть розовее остальной.

— Болят, мать их.

— А это есть больше надо, — улыбнулся Миша. Антон мотнул головой:

— Тогда я разжирею.

— Это не помешает мне тебя любить.

— Это помешает мне любить себя, — отрезал Антон — и разговор был на этом закончен. Миша только кофе ему налил. Без сахара. Антон благодарно кивнул и усвистел в спальню.

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, часть 3/3

А сейчас вот плескался в душе. Долго уже. Что он там делает только?.. В смысле, понятно, что он там делает — но полчаса, Антон, серьёзно? Но только Миша решил, что ещё минута — и он встаёт стучаться и спрашивать, всё ли нормально — как дверь открылась с той стороны. И босые ноги зашлёпали по паркету. И какой же он был красивый. И тонкий, и лёгкий, и стремительный. Истребитель, а не человек. Миша всегда любил небо. И Миша был готов любить Антона — вечно. Гирлянда медленно загоралась и гасла, из раза в раз, высвечивая влажный блеск Антоновой кожи, его точёное тело, его аккуратные черты. Он оседлал Мишины бёдра — чуть ниже, чем хотелось бы, Миша двинул ладонями вверх по его ногам. Почти сомкнул ладони на талии. Это как вообще? Антон рассмеялся, навис над Мишей, гладил пальцами его лицо. Охнул тяжело, принимая Мишин вес на себя, стоило им перевернуться. Миша потёрся членом о его живот. Антон в ответ сжал пальцы на Мишиной заднице, обхватил ногами его бёдра.

— Готов? — У Антона глаза искрились золотом.

— Всегда готов.

Губами вниз по прессу, выточенному, вычерченному, по нежной коже выбритого паха, по выпуклой вене — к тёмной влажной головке члена. Растереть по пальцам смазку, толкнуться внутрь сразу двумя. Антон лишь охнул и приподнял бёдра, и развёл шире ноги, согнул их в коленях. Поджал пальцы — Миша поцеловал бы каждый. Миша и целовал, не раз, всего его целовал, не останавливался бы ни на секунду — но сегодня, вроде как, планы были немного другие. Миша отсасывал Антону, старательно, прилежно — одновременно растягивая его до четырёх, Антон постанывал и ёрзал на пальцах, пока Миша не прижал его за бедро к постели. Пока не вытащил пальцы, пока не выпустил изо рта член, пока не поднялся выше. Антон стрельнул в него хитрым взглядом и произнёс — как будто не Мише, а куда-то в потолок, если бы, конечно, не задыхался так красноречиво:

— Пока в душе был, знаешь, что понял?

— Удиви меня.

— У нас же стремянка есть. — Гирлянда сменила режим, яркие золотые капли теперь как будто сбегали вниз — и неизменно отражались у Антона на радужке. — Ты мог её принести и не городить огород.

Миша, признаться, не сразу нашёлся с ответом. Антон правда думал об этом сейчас? Или что это? Попытка вывести на эмоцию? А на какую? А, найдясь, подхватил Антона под спину и вздёрнул к себе, вверх:

— Но мне не хочется носить стремянку. — Антон нахмурился непонимающе. — Мне хочется носить тебя.

— Я не... — начал было Антон, но Миша уже целовал его в шею:

— Позволь мне. Пожалуйста.

— Что позволить? Носить меня? Миш, я...

— Просто позволь.

И Антон посмотрел ему в глаза и коротко сказал:

— Что угодно.

Антон цеплялся за его плечи — крепко, требовательно, почти так же, как тогда, когда жадный Финский унёс его кроссовок, и босиком не пускали в метро, и Миша поднял его на спину и просто понёс по эскалатору вниз. Антон смеялся тогда и лупил его по плечам правой — левой, впрочем, держась вполне основательно. Сегодня он держался обеими. И не смеялся. Совсем. Только сводил к переносице брови, как удивляясь, и жмурил глаза, и кусал нижнюю губу. От последнего Миша старался отвлекать его поцелуями. Пока упорно, осторожно, медленно и неумолимо опускал его на член. Это было так глупо, наверное — стараться повторить сцену из порева, но парнишка в том ролике был не легче Антона, а мужик помельче Миши раза в полтора, и Миша подумал: почему нет? Что на этой грешной земле помешает ему проверить? Кроме вероятности, что Антон не согласится. Но он согласился. И кусал губы сейчас, и жмурил глаза, и хмурился так беззащитно и честно, что у Миши дыхание перехватывало.

— Всё хорошо? — спросил он на всякий случай. Антон закивал заполошно. Миша двинулся дальше. А тяжело было, кстати. Куда тяжелей, чем держать его на плечах на концерте, или нести до машины, или уносить подальше от эпицентра пьяного взрыва, или топать с ним по эскалатору, или даже держать его на протяжении десяти минут, пока чёртова гирлянда не сдастся на волю победителя. Ни в один из тех раз он не трахал его в задницу. Ни в один из тех раз он не хотел его — так безумно, так иссушающе. Любил — да. Хотел — вряд ли.

А когда он вошёл до конца, Антон обнял его ногами за пояс, крепко, уверенно, его бёдрами, наверное, можно было колоть орехи — или ломать Мишину волю, — обнял руками поперёк спины и влажно и жадно поцеловал в губы — и это было понятней любых посторонних слов. Хотя от слов он, конечно, не удержался.

— Стыковка в воздухе произведена, — сказал Антон и заржал. Вот тут Миша не нашёлся с ответом совсем, так что только вздрогнул в коротком смешке и поддал бёдрами. И как же сладко, высоко и чисто Антон вскрикнул в ответ.

Миша втирал его спиной в стену, мял ягодицы: по легенде, чтобы держать крепче, — Антон, едва после душа, вспотел в одну минуту, пальцы скользили по влажной коже, держать его было и правда сложно, — но на деле из чистого удовольствия, двигался упорно и мерно, Антон упорно и мерно же постанывал на толчках, мял Мише плечи — Миша подозревал, что по тем же причинам. И было что-то новое, что-то особенное, что-то для них двоих — в том, как это длилось, и длилось, и длилось. И длилось до тех пор, пока не взлетела чувствительность, и каждое движение не начало отдаваться шокером по голым нервам, и Миша не вскрикнул, кончая. Антон обхватил его за плечи крепче, двинулся сам, раз, два — и догнал его с долгим протяжным стоном. Миша почувствовал под руками его дрожь. Перехватил за пояс, приподнял, осторожно снимая с члена. И уложил в разворошённую постель. Антон выдохнул тяжело:

— Сейчас по второму разу мыться.

— Можем вместе, я тоже мокрый, — улыбнулся Миша. Антон скосил на него мягкий ленивый взгляд:

— Ты ж меня ещё раз укатаешь.

— Это я тебя укатал? Я тебя укатал?!

— А что?

— Ничего, что это ты на мне... катался?

— Ничего, что это ты десять минут назад сказал, что тебе так нравится меня на руках таскать, что ты есть и спать не можешь, пока новую отмазку не придумаешь?

— Я не так сказал.

— Ты так подумал.

Мягко гасла и загоралась гирлянда, то погружая комнату в темноту, то освещая нежным золотым светом. И кожа у Антона была золотая. И глаза золотились на свету. Миша поцеловал его в плечо. Потом поцеловал в ладонь. Потом потёрся лицом о живот — и почувствовал, как Антон мягко гладит его по затылку.

— У тебя волосы золотые, ты в курсе?

— Ты в курсе, что ты весь золотой?

— Как же ты меня таскаешь тогда?

— А?

— Золото — самый тяжёлый металл.

— Серьёзно?

— Вроде так.

— Ну... это как в загадке. Что тяжелей — килограмм ваты или килограмм гвоздей.

— Я тупой, объясняй сразу.

— И там, и там килограмм. Ничто не тяжелее.

— И вспомнил ты её, потому что?..

— Потому что я тебя в любом случае унесу. Сколько там в тебе сейчас?

— Золота — ни грамма.

Целовались в душе, под упругими горячими водяными струями, старая ванна чуть покачивалась, стуча ножкой о кафель, налили на пол, дружно забили на это — только Миша, вылезая, подал Антону руку. Антон закатил глаза — но не сказал ничего. А уже в постели Миша вспомнил законченный, казалось бы, разговор:

— А таскаю я тебя, потому что я тебя люблю. Мне вообще не тяжело.

— А я, по этой твоей теории, тебя...

— А меня не надо. Таскать, в смысле. Любить — надо, таскать — нет. Просто можно я и дальше буду так делать, хорошо?

— Хорошо. — Антон поцеловал его в губы, честно и крепко. — Хорошо.

[генвария]

ыыы, какие они! на сидении на плечах на концерте умерла полностью, не воскресла, дальше только выть) и детали вроде кофе без сахара, гирлянд и стремянок такие душевные, ух. очень горячий, кинковый рейтинг, погорела, одни угольки остались

спасибо, вы огонь! лежу после текста в океане любви

[Гость]

Автор, это абсолютно прекрасно!
Кажется, этот пейрнг создан вот для такого уютного бытового флаффа про гирлянды, Скриптонита на Пикнике и старую, стучащую ножкой ванну. Я как будто укуталась в плед из вашего текста мгновенно согрелась)

— Потому что у тебя на лбу написано, что я твоя принцесса. Так вот: нет.
— Не принцесса?
— Не принцесса.

Мои мальчики! Спасибо вам за них.

[ginger_toffee]

Автор, это невероятно! Мне так хорошо сейчас, так тепло и светло, так я люблю их обоих — и вас готова сама на руках носить за такое чудо, такую сказочную любовь! И такой огненный кинк! Честно говоря, очень надеялась, что ее исполнят, чему отдельно рада.
Я умерла на сцене в баре — и на этом «пидором тебя делает не то, что ты квин поешь»)) господи, легендарно. Рейтинг — просто пламя, любовь их — дух захватывает, какая, таскание на руках — аааа, а, дайте два, давайте Антон действительно больше не будет возмущаться! В восторге ещё от того, как вы его описываете, кстати, прям видишь эту силу, скорость, легкость *_*
Волшебно, спасибо!

[zvezdochkaX]

Исполнение просто прекрасно. Автор, вы просто огонь и пламя)
Я безумно залипала на бытовую нежность, подколки и всю эту безграничную, обыденную (в самом лучшем смысле этого слова), каждодневную любовь между Мишей и Антоном.
Нца, конечно, тоже огонь, но от нежности я, как это ни парадоксально, погорела еще сильнее.
Огромное вам спасибо. Посылаю лучи любви и растекаюсь от нее же лужицей)

[МКБ-10]

Антон - это чистое золото, он дороже золота ("и пуще золота стоит его беречь" (с) )
И это исполнение золотое
И автор золотой
Рыдать начала на черной трассе где-то - и не остановилась до конца, хотя у них все хорошо же, зачем слезы лить вообще? А не получается не лить, потому что это совершенно запредельная любовь, запредельное любование Антоном - и запредельно огромное Мишино сердце, которое может вместить все эти чувства и не разорваться от них

Вот тут просто током прошибло:

Истребитель, а не человек

У Антона глаза искрились золотом.

А от этой нежности и "мне хочется носить тебя" задохнулась и не выдохнула

У нас же стремянка есть. — Гирлянда сменила режим, яркие золотые капли теперь как будто сбегали вниз — и неизменно отражались у Антона на радужке. — Ты мог её принести и не городить огород.
— Но мне не хочется носить стремянку. — Антон нахмурился непонимающе. — Мне хочется носить тебя.

И вот это, как итог:

— У тебя волосы золотые, ты в курсе?
— Ты в курсе, что ты весь золотой?
— Как же ты меня таскаешь тогда?
— А?
— Золото — самый тяжёлый металл.

Господи, как хорошо от этих парней и от их любви, притяжения, желания, огненной сцены со "стыковкой в воздухе", от которой мурашки и пожар по венам.

Спасибо за этот тест. Искреннее огромное спасибо!

[пакет с пакетами]

Раз уж так получилось, что это была последняя заявка до закрытия, и уже можно деанониться, я сразу от себя скажу вам всем спасибо большое за добрые слова))
Не знаю, как так получилось, что я влюбилась в этих двоих, но это совершенная истина, я их обожаю и готова гнать про них километры беспощадного свунячего флаффа. Так что отдельное спасибо заказчику за заявку, алиэкспрессу за гирлянды, циану за информацию о высоте потолков квартир в домах в районе Сенной площади, одной моей подруге за поездку в Шерегеш (замечательное, кстати, место, если избегать чёрных трасс), другой - за караоке на Думской, группе Квин, Скриптониту и Вадяре Блюз за их песни, а также неизвестному герою за выложенную в сеть фотографию шерегешского травмпункта, что эта вещь случилась, состоялась и далее по списку.
Не надо плакать, пожалуйста, это всё о любви, только о ней одной, я не плакала - и вы не плачьте)

[LinTheDuck]

пакет с пакетами, окей, если бы я не была покорена вами и вашими текстами до этого, то фотография шерегешского травмпункта меня бы сейчас добила))))

[генвария]

пакет с пакетами, и им очень нужны километры флаффа!

[МКБ-10]

пакет с пакетами, ошизеть, как подробно проработаны реалии.
Поэтому текст действительно как кино перед глазами - со всеми деталями. Но ещё и эмоциями бьет прямо в мозг, в сердце, поэтому так хорошо.
Стараюсь не рыдать над их прекрасной любовью, но пока не получается <3

[Ни-Аптерос]

пакет с пакетами,
Здорово, выпукло вылеплены характеры ребят, в жестах и словах. Как всегда, очень душевно, детально, и за счёт этих деталей, за счёт того, что в тексте через поднятие на руки затрагивается целый пласт времени, когда Миша и Антон вместе - в подробностях, бытовых и экстремальных моментах - создаётся это чувство отдельного, уютного мира, где всё решаемо, всё пронизано теплом и поддержкой. Читаешь и как-то жить легче становится))

[анонимный декабрист]

4845 слов, весь рейтинг в воображении читателя, дружба-мир-романс, публикация разрешена.

Исполнение 2. Часть 1

- Эй, гардемарин!
Миша сбился с шага и остановился, оглядываясь. На ночной улице не было ни души. Ну, если не считать голос из ниоткуда душой. Они с однокрусниками, конечно, немного выпили в честь праздника, но никто не предупреждал Мишу, что алкоголь вызывает галлюцинации.
- Да-да, ты. Да не крутись, я наверху.
Миша нахмурился и задрал голову. Источник загадочного шепота сидел на дереве. Его черная одежда сливалась с темной листвой. Неудивительно, что он не заметил его сразу, а вот что действительно интересно – каким образом он там оказался. Миша оценивающе проследил взглядом гладкий ствол до веток, начинавшихся значительно выше его головы.
- Как ты забрался туда? – спросил он, в тоне проскользнуло несдержанное восхищение.
В кадетском корпусе они часто лазали по шестам на скорость, но то шест, а это дерево было шире обхвата рук.
- Да какая разница, помоги слезть, - раздраженно ответил парень.
Слова вылетали резко, как-то нервно. Миша нахмурился. Можно подумать, это он заставил его туда забраться. А Миша никого не заставлял. Он вообще не очень любил подобные издевательские шутки. Над ним, конечно, так не шутили. Во-первых, Миша уже в свои четырнадцать был на голову выше большинства кадет и постоять за себя и друзей умел. Во-вторых, на старших курсах учился его брат, а Колю уважали.
Его лицо стало еще серьезнее. Он ничего не ответил, но и с места не двинулся.
- Ну чего ты уставился? Или помоги, или вали отсюда, не в цирке, - парень заерзал на ветке, еще раз оценивающе глянул вниз и как будто даже подвинулся, словно хотел спрыгнуть. Миша едва заметно дернулся в его сторону, больше интуитивно, чем осознанно. Но в последний момент парень передумал и остался сидеть. Миша резко выдохнул и упрямо мотнул головой.
- Это не очень вежливо, - ответил, наконец, он, хотя и не очень уверенно. Все же это был не его младший брат, чтобы учить манерам, только он был и не старший брат, чтобы отдавать указания Мише.
- Ой, да пошел ты...
Парень, кажется, потерял последний запас терпения, перехватил руками ветку и соскользнул вниз. Миша бросился вперед в попытке его перехватить, только конечно же не удержался на ногах и упал на землю под тяжестью чужого тела. Из легких разом выбило весь воздух, локоть парня больно угодил куда-то под ребра. Миша громко охнул, зажмурился, прогоняя мгновенно выступившие слезы, и столкнул его с себя. Парень перекатился на газон рядом, улегшись на спину, и в первые мгновения не издал ни звука. Он повернул голову в сторону Миши, посмотрел на него долгим взглядом и вдруг улыбнулся. Его улыбка расцвела на лице со скоростью света и взорвалась звонким смехом. Миша усиленно пытался держать лицо первые секунды, но с успехом капитулировал, сдаваясь под заразительным хохотом упавшего.
- Эй, ты в порядке? – немного успокоившись, спросил он и сел.
Он поднял упавшую рядом белую фуражку, испачканную в траве и земле. Да и остальное наверное не лучше. Лежать на влажном газоне явно не то, что идет на пользу парадной форме. Миша поднялся, отряхнул фуражку и надел ее обратно, потом оглядел все еще лежавшего на земле парня.
- Меня зовут Миша, - он протянул ему руку. Тот перестал смеяться и только шальная улыбка все еще играла на губах. Он чуть склонил голову, изучая его лицо так долго, что Миша начинал чувствовать себя неуютно под этим взглядом, особенно стоя тут с протянутой рукой. И вообще непонятно, слышит его парень, не отбил ли себе последние мозги, собирается ли он подниматься, уже прилично убирать руку, или он просто тупит.
- Бестужев, - после мучительно долгой паузы выдал парень, и на его лице отразилось такое видимое облегчение, как будто он разгадал загадку века. – Антон. Арбузов, я на два курса старше учусь. Видел тебя с Колей в корпусе. Не признал тебя с высоты, снизу вверх на тебя смотреть привычнее. Ну, типа ты выше меня, и я тебя снизу вверх только видел, догнал? – он криво усмехнулся, Миша еще неуверенней улыбнулся в ответ.
Наверное, это должно было быть шуткой. Которую Антон объяснил. И, кажется, не ощутил ни грамма неловкости. Он бодро ухватил его за руку и оперся на нее, поднимаясь. Только вместо того, чтобы встать, выругался и завалился на него, вцепившись в плечи.
- Черт, нога, - он отпустил Мишу, сел обратно на газон и задрал штанину, осматривая лодыжку. – Кости хотя бы не торчат?
Перепугавшись, Миша опустился прямо на колени рядом с ним. Все мысли о том, что мама наверняка будет ругать за испачканную форму, мигом испарились, сметенные чувством вины. Ему сложно что ли было забить на гордость и просто помочь человеку. Подумаешь, велика беда – «пожалуйста» не сказал. Так он еще и товарищ оказался. Тем более кто знает, сколько Антон сидел на этом дереве, может он там уже пять часов, уставший, без еды и воды, кто угодно после такого станет раздраженным. А теперь он из-за него покалечился.
Миша на автомате потянулся потрогать оголенную лодыжку.
- Болит?
Антон зашипел и отдернул ногу. Она уже заметно начинала отекать и постепенно приобретала не самый естественный оттенок.
- Конечно, болит, а ты как думаешь, - огрызнулся он и очень глубоко вздохнул.
- Надо вызвать Скорую, я сейчас... подожди, - он суматошно полез за телефоном, но экран только мигнул в последний раз и выключился, разряженный.
- Да какая Скорая, тут даже дороги нет, она не доедет. Да и до травмпункта рукой подать. Ну и крематорий заодно в соседнем корпусе, если что вдруг, - мрачно усмехнулся Антон и снова взялся за него рукой, чтобы опереться. – Помоги лучше встать.
- Нет. Нет, нет, нет. Ты не дойдешь. А вдруг еще больше повредишь. Нет, тебе нельзя вставать, - горячо запротестовал Миша и уверенно пресек все его попытки встать, придавив за плечо обрано к земле, чем вызвал еще одно ругательство.
Он поднялся и огляделся по сторонам. Вокруг по прежнему не было ни одного человека, как будто вовсе и не летняя ночь выходного дня. Даже братьев не позвать, телефон сдох, а номеров он не помнил наизусть. Миша закусил губу, сердце колотилось, в голове хаотично роились идеи одна бредовее другой.
- Ладно, - уверенно сказал он и решительно посмотрел на Антона. Антон от его взгляда невольно повел плечами и чуть наклонил голову, хмурясь в попытке понять, что тут конкретно ладно.
Миша шагнул к нему, наклонился и поднял на руки.
- Блядь! Придурок! Отпусти! – вскрикнул Антон и вцепился в его плечи.
Миша покачнулся под его весом, но устоял. Оказалось поднимать подростка, пусть и не самого высокого, чертовски тяжело, намного тяжелее, чем таскать Петьку по двору, но Миша был выносливый.
- А ты не мог меня на закорки посадить, раз уж так нравится людей таскать? Я тебе невеста что ли?
Миша перехватил его чуть удобнее и, не произнося ни слова, понес к травмпункту. Слова Антона в общем-то были справедливы. Ну, их первая часть. Он, конечно, не был невестой Миши. А вот нести на спине было бы в десять раз легче. Но теперь уже Миша просто не мог сдаться. Он был сильный. И упрямый.
- Скажешь кому-нибудь в корпусе – башку откушу, - проворчал негромко Антон, крепче обхватил его за шею и перестал так активно ерзать.
Миша улыбнулся. Он справится.

[анонимный декабрист]

Исполнение 2. Часть 2

***

- Миш. Миша. Просыпайся. Миша, - настойчивый шепот просочился в его сон, самый сладкий, перед рассветом. Миша невнятно что-то пробормотал и перевернулся на другой бок, сильнее кутаясь в одеяло. – Бестужев! – шепот в тишине становится все нетерпеливей, к нему добавилась рука, трясущая Мишу за плечо.
Он, наконец, открыл глаза и несколько раз моргнул, прогоняя сонный морок. Расплывающееся пятно прямо перед его лицом постепенно приобрело черты Антона, с самым хитрющим выражением в мире.
- Вставай уже, все проспишь, - он еще раз тряхнул его за плечо и стащил одеяло до пояса. – Только тихо, Сашку не разбуди.
В голове Миши все еще была каша из сна и реальности. Мозг отказывался обрабатывать информацию. Он хотел спать, тело хотело спать, весь Миша хотел спать. Но он встал, натянул первые попавшиеся под руку джинсы, толстовку и вышел за Антоном. Отчасти потому что его воля к сопротивлению была подавленна ранним подъемом, а отчасти потому что знал, что с Антоном невозможно спорить, если он что-то себе придумал, и все в любом случае закончится тем, что он пойдет с ним за приключениями, только время на пререкания потратит.
- Что я почти проспал? – уже на улице спросил он, оглядывая пустой двор. Не смотря на разгар августа в предрассветых сумерках было достаточно прохладно. Миша зябко поежился и широко зевнул, философски в тысячный раз задаваясь такими вопросами, как почему он дружит с Арбузовым, это Антоха садист или он мазохист, чего будет стоить их веселье.
- Яблоки у Оболенских созрели. Мы идем их собирать, - радостно объявил Антон и ободрительно хлопнул его по спине.
Миша чуть не подавился, вскинул голову и широко распахнувшимися глазами посмотрел на друга.
- В смысле? Сейчас? Ночью? – он с надеждой подумал, что, может, Антон лунатит, это бы многое объяснило. – А мы не можем днем у них попросить яблок? Я сомневаюсь, что они откажут.
Антон выгнул бровь и покачал головой, как будто Миша глубоко и безнадежно заблуждался в самих основах бытия.
- Ты дурак что ли? И в чем прикол красть яблоки из соседского сада, если ты спросил разрешения? Пойдем.
Миша не очень понимал, в чем прикол красть яблоки в принципе. Особенно когда на их участке стоит пять разных яблонь, выбирай – не хочу. Но Антон очень доступно – как пятилетнему - объяснил ему, что доставшиеся даром яблоки пресные и по вкусу напоминают траву. Ну, и добавил, что если проводишь лето на даче, то обязательно должен сходить на рыбалку, сходить за грибами – хорошо, если при этом заблудиться в лесу, прыгнуть с тарзанки в речку, напиться в поле на рассвете, и конечно же, непременно надо залезть в чужой сад и украсть яблоки. Иначе лето считается пропавшим, а ты лох. У него вот никогда не было дачи, и то он знает правила. Как только Бестужевы жили все эти годы, уму не постижимо.
Миша впервые слышал, что, оказывается, Антон составил целый список. Зато теперь становилось понятно, почему он маниакально искал удочки по всему поселку, они с семьей как-то раньше не увлекались рыбалкой. И почему в походе за грибами он петлял, резко менял направления и больше путал Мишу, чем собственно искал грибы. Правда вместо леса у них были только лесополосы, хоть и широкие, но заблудиться в них не смог бы даже слепой.
И что он так ждал своего восемнадцатиления две недели назад не только потому, что ему официально стало разрешено покупать алкоголь. Мише официально пить было еще нельзя, но под ответственность старших братьев их отпустили гулять до утра. И они с гитарой и тщательно отобранным родителями алкоголем (и плюс, конечно, пронесенным контрабандой) жгли костер прямо посреди поля, пели и говорили до самого рассвета. И захмелевший Миша сидел вплотную к Антону, согреваясь о теплый бок, опустив голову ему на плечо, и красивей восходящего солнца было только лицо Антона, освещенное молодыми рассветными лучами, абсолютно счастливое, довольное, расслабленное, завершенное в этом самом моменте.
И теперь яблоки. Не украдешь яблоки – будешь лохом целый год, Миша понял идею. Если так судить, то он уже лох шестнадцать лет. Очевидно только дружба с Антоном и удерживала его от того, чтобы не умереть от скуки его однообразного существования.
Он усмехнулся, качнув головой, и быстро добежал до Антона, уже уходящего за калитку. В целом, даже если их поймают, решил Миша, ничего страшного не случится, Оболенские были не лишены чувства юмора.

- Миш, стой спокойно! Чего у тебя плечи такие покатые!
- А ты не мог выбрать яблоню пониже? Обязательно было на самый верх лезть??
- Ты дурак? Чем выше висят яблоки, тем они вкуснее. Держи крепче.
- Антон!
- Блядь!
Они лежали на спинах под яблоней. Небо из темно-серого постепенно окрашивалось в ясно-голубой, вдали начинали кричать петухи и просыпаться собаки. Чудо, что от их эпического падения не проснулся весь поселок.
- Миш. Миша, - Антон повернул голову в его сторону. Миша молча вернул ему взгляд - воздух еще не до конца вернулся в легкие, чтобы членораздельно отвечать. - Я, кажется, ногу подвернул.
Миша прикрыл глаза и медленно глубоко вдохнул.
- Я не буду привязывать тебе тарзанку, - твердо произнес он и поднялся.
Ладно. За два года он еще вырос. Он справится.
- Так ты нашел веревку??! – воскликнул Антон и улыбнулся так широко, что у Миши второй раз за десять минут перехватило дыхание.
Он не это имел в виду, когда сказал про тарзанку! Но он уже знал, что проиграл. Он не предложил Антону забраться ему на спину и поднял его, как в прошлый раз. Антон не возражал.
- Яблоки не урони.

***

Миша продирался сквозь хаос толпы куда-то вперед, уже не понимая, куда он бежит и куда ему действительно надо. На площади появилась гвардия с намерениями уже не предотвратить гипотетические беспорядки, а разогнать всех митингующих, причем желательно в отделения, чтобы больше не повадно было. И за считаные минуты организованная колонна превратилась в раздираемого изнутри монстра, кричащего от отчаяния и боли. Мишу волной людей отделило от их компании. Он еще слышал голоса братьев, когда пытался пробиться к своим обратно, но они быстро потонули в общем гуле.
Он не столько переживал, что их могут арестовать, сколько, что просто затопчут. Пете вообще было только шестнадцать, и Миша уже десять раз проклял себя, что не уговорил его остаться дома. Да впрочем, кого он обманывает, его было невозможно остановить. Пройдет еще пару лет, и Паша начнет выходить с ними, наплевав на все запреты и опасения родителей. Он уже сейчас вовсю помогает в штабе, рисуя плакаты и придумывая лозунги.
Антон тоже был с ними. Да еще в парадной форме выперся. Заявил, что уже кинул им в лицо рапорт об увольнении из войск, а здесь должна быть услышала не только его гражданская позиция, но и его мнение обо всей их прогнившей системе. Он поднял взгляд на Мишу и с такой шальной улыбкой отсалютовал от козырька, что сердце Миши пропустило удар. Он не стал спорить, встал рядом с ним плечом к плечу и пообещал себе защищать его, что бы ни произошло.
И сейчас он был в центре какого-то ада, где борьба за права за считанные минуты превратилась в борьбу за жизнь. Ему казалось, что знакомые голоса доносятся отовсюду. Он метался по площади, иногда удавалось помочь упавшим, реже - даже отбить кого-то у гвардейцев, и всякий раз он испытывал облегчение, что это не кто-то из своих, и тут же корил себя за эти мысли, потому что не должен был делить здесь людей на своих и не-своих. Есть они все и система. Но с каждой прошедшей секундой грудь все сильнее сдавливало тошнотворным чувством тревоги и безнадежности.
- Миша! – услышал он окрик, обернулся и в тот же мгновение словил удар в бровь.
Перед глазами потемнело, он покачнулся, но почувствовал, как его схватили за руку и куда-то потащили. Адреналин оглушительной дозой взорвался в крови. Зрение вернулось, и ноги перестали заплетаться.
- Оля? Где наши? – Миша, наконец, выровнялся и теперь быстро шел за сестрой. Судя по тому, как уверенно она выбирала направление, она знала, куда идет. И стальной обруч вокруг груди Миши начал понемногу расслабляться.
- Не отставай, - бросила она. – Все на месте, живы.
Они вышли на улицу, свернули во дворы и через пару поворотов встретились с остальными в сквере. Взгляд Миши тут же остановился на сидящем на скамейке Антоне. Белая форменка была заляпана грязью в перемешку с кровью, рукав уныло свисал с плеча, надорваный, но не побежденный. Антон держался рукой за правый бок, смотрел на Мишу бешеными блестящими глазами и улыбался, кроваво, счастливо, безумно.
- Саша, ты же на машине? – первое и единственное, что спросил Миша. Вопросы, где он был, кто раскрасил ему лицо, есть ли еще повреждения, просто не долетали до его сознания, заглушаемые одной мыслью, как гонг бьющейся в голове: Антон Антон Антон АнтонАнтонАнтон.
- Да, только отсюда идти надо минут 15, все дороги перекрыты. Давай я...
Договорить Саша не успел, Миша шагнул к Антону и поднял его на руки.
- Миша, блин, у меня ноги целы, я могу ходить! – Антон попытался было возмутиться, но захохотал и крепко (привычно?) обхватил его за плечи.
- Саш, идем, - Миша проигнорировал его выпад и с нечитаемым выражением лица двинулся к выходу из сквера.
- Но... стой, ты же... – Оля вскинулась и уже подняла руку остановить его. После месива на площади последнее, что нужно было Мише – это таскать других мужиков. Но Саша покачал головой и похлопал ее по плечу.
- Оставь, он справится.

[анонимный декабрист]

Исполнение 2. Часть 3

***

Миша закончил морское училище, на этот раз не военное, получил специальность инженера и собирался в свой первый рейс. Антон сидел на подоконнике, спиной на улицу, болтал ногами и приканчивал третью банку пива. На счету Миши была только середина второй, и она горчила похуже беладонны осознанием, что он должен будет покинуть семью на три с половиной месяца. Семью и Антона. Он оторвался от своей полусобранной сумки и кинул на него осторожный взгляд. Сердце замерло на миг.
- Не упади, пожалуйста, - произнес он чуть сдавленно. Это потому что он просто переживал, что Антон может неаккуратно дернуться и упасть, совсем не потому что они не увидятся так долго и даже телефонной связи почти не будет. Только один общий электронный почтовый адрес на всю команду. Он собирается писать. Он собирается писать? О чем, как вокруг сплошной океан, кормили сегодня так себе, матросы говорят только на филиппинском, Антон, я скучаю? Уже скучаю. И что должен отвечать ему Антон, и должен ли. Он не его невеста.
Миша резко схватил сложенную футболку из стопки и зло кинул ее в сумку. Она смятым комком легла на идеально сложенные вещи, уставилась на Мишу всеми своими складками, молчаливо обвиняя, что не заслужила такого обращения. И Антон не виноват, что Миша будет скучать.
- Идем напьемся, - Антон одним слаженным движением спрыгнул с подоконника и шагнул к Мише, положив ему руку на плечо. – Эй, что она тебе сделала? – он легко рассмеялся, взял мятую футболку из сумки и бережно сложил ее, уголок к уголку, положил в сумку и поднял взгляд на Мишу. – Это наша крайняя ночь в ближайшие месяцы, мы не просрем ее, складывая твои шмотки.
Без лишних споров Антон взял его за предплечье и повел на улицу, а Миша никогда не умел сопротивляться, если Антон его куда-то вел.

- В море он уходит! Совсем взрослый стал, посмотрите на него, - Антон повторял это не первый раз. Его пьяный мозг словно зациклился на одной этой мысли и гонял по кругу, а сам он был просто не в силах сдерживать это в себе, и слова раз за разом соскальзывали с заплетающегося языка.
Миша не мог вспомнить, когда видел Антона настолько пьяным. Возможно, никогда. Они шли улице, допивая последнюю бутылку шампанского – Мишаня, у тебя праздник, твой первый коммерческий рейс, мы должны это отпраздновать, Миша – и после всего выпитого пива и шотов в барах, оно не делало ситуацию ни на градус лучше. Пузырилось на языке праздником, которого Миша совершенно не чувствовал. Но он чувствовал руку Антона, перекинутую ему через плечо, его теплый бок рядом, его дыхание на шее, когда он начинал какую-нибудь свою речь, а заканчивал неизменным – в море он уходит.
- Я обязательно вернусь, - негромко, но твердо проговорил Миша и крепче прижал его к себе за талию.
- Вернешься, - выдохнул Антон, остановился, оттолкнул его рукой и прислонился спиной к стене дома. Он выглядел совершенно осоловелым, его взгляды – долгие, гипнотические – прожигали в Мише дыры, завораживали и ловили его в свою паутину, не давая ни единой надежды вырваться. Он врос в Антона за эти годы, у него не было никакого выбора, он вернется. Как он не хотел уезжать.
- А помнишь, как мы яблоки у Оболенских воровали? – вдруг сказал Антон, взял его за плечо и подтянул к себе ближе. Как будто ему просто не хватало опоры, но глупое сердце Миши забилось в троекратном ритме. Антон забрал у него бутылку, сделал готок, вытер рукавом губы и посмотрел на Мишу снизу вверх, пронзительно, прямо в глаза.
– Это была тайна, но я тебе скажу. – Он провел рукой по плечу Миши вверх, обхватил его за шею, наклоняя его к себе. - Я не вывихнул тогда ногу, - прошептал он на грани слышимости, но Миша уловил каждое слово.
У него мгновенно пересохло во рту, кровь набатом застучала в ушах. Он оперся рукой о стену, в сантиметре от головы Антона. Он не представлял, что сказать, что говорят в этих случаях. Когда годами пестуешь одно воспоминание, когда оно снится, грезится наяву, приходит в фантазиях, и оно вдруг оказывается не выдумкой больного воображения.
Антон прижался к нему всем телом, голова легла на изгиб плеча, так легко, просто, ладно, словно оно было создано для этого, словно весь Миша был создан для него.
- Антон, я... – начал он, но тело в его руках вдруг обмякло, и Миша в последний момент успел перехватить его, не дать упасть. Из его руки выскользнула опустевшая бутылка и с легким звоном покатилась по асфальту. Миша постоял так еще немного, собираясь с силами, и поднял Антона на руки. – Так. Ладно. Я справлюсь.
Он донес Антона до своего дома, уложил в кровать и сам забрался рядом. Во сне лицо Антона разгладилось, в неверном свете фонаря из окна оно казалось совсем юным, и даже сейчас – почему-то хитрым, совсем как в те рассветные сумерки. Миша улыбнулся и, еле касаясь, провел пальцем по его щеке. Сейчас он совершенно уверен, что Антон будет ему отвечать.
- Я обязательно вернусь, - прошептал он и невесомо поцеловал его в губы.

***
Миша стоял у двери в квартиру уже пять минут. Или пятьдесять. Задача: за сколько минут можно запомнить все трещины и потертости входной двери человека, который не отвечал на звонки, сообщения и письма три месяца? Миша не засекал. Время растянулось в бесконечность и превратилось в точку, а дверной рельеф как-будто навсегда отпечатался на сетчатке глаз. Миша около -дцати раз поднимал руку нажать на звонок и в -дцать раз больше разворачивался, чтобы уйти, но оставался на месте. А он даже не был уверен, что в квартире кто-то был. Понедельник, два часа дня. Все нормальные люди на работе. Антон, наверное, тоже. Миша не знал. Живет ли он здесь до сих пор. Чем он сейчас занимается. Кто этот человек. Миша думал, что такие люди, как Антон, не пропадают на три месяца без объяснения, без предупреждения, без прощания. Жизнь, оказывается, богата на сюрпризы.
Миша глубоко вдохнул, опять поднял руку нажать на звонок, но пальцы не слушались, замерли в сантиметре от черной кнопки. В горле горчило злостью, болью и отчаянием. Вкусно, как новый Орбит «Разбитое сердце». Миша сжал кулак и со всей силы ударил в дверь. Железный грохот прокатился раскатами по безлюдным пролетам вниз, вниз, и Миша зажмурился, почти жалея, что это эхо стремительно летит в бетон, а не он.
- Пиздец, - на выдохе произнес он, ощущая, как по закаменевшим от напряжения мышцам снова пошла живая кровь. Он ударил в дверь еще пару раз. Звонок явно был не тот метод, который ему сейчас нужен. Убивают не чувства, убивает неизвестность. Миша может пережить все, кроме молчания.
На третий удар дверь распахивается так резко, что Миша едва успевает сделать шаг назад и спасти свой нос от перелома. Она врезается в мишин чемодан, он падает и с оглушительным шорохом скользит по щербатому полу лестничной клетки. И это единственный звук, разрезавший пространство на еще одну вечность. Миша не понимал, он опять ждал хотя бы намека на ответ, но получил только непроницаемый взгляд исподлобья, сведенные брови, сжатые губы. Такое ощущение, как будто Антон и не открывал дверь. Или более того – построил вдобавок между ними метровую стену и прятался за ней, как в крепости при обстреле.
- Уйди, - бросил Антон и потянул дверь обратно на себя.
- Объяснись! – слова вырвались громче, резче, чем Миша хотел. Порывисто он ухватился за дверь, не позволяя закрыть. – Объясни! Ты должен!
- Я тебе ничего не должен! Уходи.
Мише показалось, что он спит. Он так надеялся, что это всего лишь опять тот кошмар, преследовавший его с завидной регулярностью все три месяца. Где они встречаются, Антон совсем близко, смотрит на него и молчит, и Миша никак не может до него докричаться, до срыва связок, до нехватки воздуха в легких. В этом сне он мог орать, просить, требовать, умолять, он мог трясти его, толкать, вжимать в стену, в пол, в себя, Антон продолжал смотреть на него и молчать. И Мише так хотелось сейчас проснуться. И пусть он снова будет задыхаться в тесной темной каюте, но все происходящее окажется просто сном, больным вывертом подсознательного, только не реальностью.
Миша сжал руку на двери до побелевшей кожи. Он рванул ее, распахивая настежь, и шагнул в квартиру, бесцеремонно оттеснив Антона вглубь коридора.

[анонимный декабрист]

Исполнение 2. Часть 4

- Нет. Ты должен мне. Ты должен мне объяснить. Я не уйду. Не уйду, слышишь?! Нет.
Он шагал вперед и с каждым шагом его голос взлетал громче, чеканя слова, буквы, точки. Пока Антон не уперся в стену спиной, и Миша не оказался вплотную к нему. В неярком свете коридора его глаза казались демонически черными, беспросветными, высасывающими душу. Если за три месяца от его души еще что-то осталось. Миша взял его за плечи, словно хотел убедиться, что он живой, что он здесь и все происходит на самом деле, и как будто боялся, что он сбежит, исчезнет прямо на этом месте, если его не удержать.
Антон взрогнул от прикосновения, отвернул голову в сторону, разрывая зрительный контакт. Он стиснул челюсть так, что Миша видел, как двигались желваки под кожей. Антон шумно втянул носом воздух и оттолкнул его руки от себя. Попытался, но Миша только крепче сжал, болезненно впиваясь пальцами в твердые мышцы.
- Уходи. Что тебе не понятно? Я не буду с тобой дружить, – прошипел Антон так яростно, что его голос звучал громче любого крика. Он дышал тяжело и часто, как загнанный в угол зверь. На секунду Мише показалось, что он действительно может вцепиться ему в горло, и грудь сдавило тисками несправедливости, обида обжигала своим ядом, распространясь по всему телу с каждым ударом сердца. – Зачем ты пришел? Если ты думаешь, что можно сделать вид, будто ничего не было, то блядь нет! Пошел на хер! Я все помню. Все! И если ты не можешь принять... если я тебе противен настолько, что можно сваливать в свой гребаный рейс, даже не разбудив меня, то пошел ты! Нет, я не был пьян до беспамятства! И я не собираюсь... я не могу с тобой дружить!
Его слова падали в полыхающее сознание Миши и замешивались в общем хаосе, отказываясь обретать смысл. Голос Антона скакал по синусоиде громкости, срываясь то в крик, то практически в шепот, и у Миши начинала голова идти кругом.
- Стой. Стой, погоди. Ты же просыпался. Ты что-то говорил. И я написал тебе!
- Через два дня! Как дела? Пошел в жопу! Я люблю тебя! Не нужны мне твои чертовы дела!
Антон ударил его по предплечьям, скидывая с себя его руки, и дернулся в сторону. Но Миша перехватил его в ту же секунду и впечатал его обратно с такой силой, что раздался глухой удар затылка о стену. Миша обхватил его ладонью за шею и прижался губами к его губам с отчаянием утопающего. Антон вцепился в его куртку, швы подкладки затрещали. Он как-то жалобно всхлипнул и мстительно укусил его за губу. Миша вздрогнул, но только еще уверенней сжал его шею, провел ладонью дальше, ощущая бархатный ежик бритого затылка. Низкий стон разорвал тишину коридора, прошил волной дрожи позвоночник. Миша почувствовал, как Антон выпустил его куртку, завозился, отстраняясь от него. Все внутри мгновенно окатило холодом. Миша открыл глаза, но не успел он ничего произнести, как Антон оперся о его плечи и подпрыгнул, обхватывая его ногами за талию. Миша подхватил его и сделал небольшой шаг назад, удерживаясь от падения, прижимал его к себе крепко, как самое дорогое сокровище. Он легко рассмеялся, чувствуя, как растворяются тревоги прошедших месяцев.
- О, заткнись, - Антон коротко закатил глаза, вжался в него всем телом и поцеловал снова, открыто, жадно, и голова Миши кружилась уже совсем не от панических атак.
Почти вслепую Миша дошел до комнаты и толкнул спиной дверь, входя. Антон неловко завозился с его одеждой. Один шов на подкладке куртки все-таки разошелся, и Антон совершенно бессовестно не обещал его зашить. Миша опустил его на кровать, и на короткое время раздавался только шорох одежды, проклятья в сторону шнурков, пуговиц и застежек – «Треники и майка, Миш, нахер ты разоделся» - сбитое дыхание, разделенное на двоих.
Миша не был уверен в том, что он делает, но Антон направлял, вел их обоих, и для Миши переставало быть важным, насколько неловко он выглядит, как часто их руки мешают друг другу, и Антон смеется, но каждый раз срывается в стон, когда Миша касается его правильно.
Все закончилось быстро, быстрее, чем Мише хотелось бы, но первая волна адреналина и желания схлынула, выметая за собой последние осатки сил. С учетом бессонных ночей и долгой дороги Миша вообще сейчас удивлялся, как он в принципе продержался до этой минуты. Он лежал на спине, крепко прижимаясь к боку Антона. Неплохо было бы раздеться до конца, сходить в душ, но впервые за долгое время спокойное сознание неудержимо уплывало в страну снов.
- Ты пахнешь морем, - проговорил Антон хрипло, куда-то ему в район ключицы.
Миша слабо улыбнулся, лениво проведя рукой по его плечу, и вдруг распахнул глаза, вскинулся:
- Черт, мой чемодан на лестнице. Я же с рейса сразу... Надо будет его еще домой закинуть.
- Так может, ну. Не надо? – Антон перевернулся на живот и приподнялся, заглядывая Мише в глаза. Он облизал губы и пожал плечом, как будто предлагает самую естественную вещь в мире. – А завтра съездим за остальными вещами.
Миша выгнул бровь, обдумывая его слова, проводя в голове сложные логические связи, пока до него наконец-то не дошло. Он резко вдохнул и вернул ему прямой взгляд, полный надежды и одновременно сомнений, правильно ли он понял.
- Правда?
- Да.
Миша откинулся обратно на подушку и прикрыл предплечьем глаза. Все казалось нереальным, невозможным, катастрофически быстрым. Только можно ли называть восемь лет быстрыми? Все было правильным, и сердце колотилось, колотилось гулко и громко. Он отнял руку и посмотрел на лицо Антона, полное упрямой уверенности. Миша взял его за руку и кивнул. Он справился.

[Гость]

анонимный декабрист, *обморок*
Это как? Это что вообще? Это... праздник какой-то?
Охрененные парни вообще. От невесты в первом ношении на руках начала умирать. От яблок, которые нельзя не украсть, и всей этой молодой, летней дачной атмосферы с контрабандным алкоголем и разговорами до утра - умерла вторично.
От страшной сцены с протестом и АнтонАнтонАнтонАнтон не воскресала уже.
Дальше все как в тумане. Орбит "Разбитое сердец" - ну вообще выносите же. И финал с этими неловкими раздевашками... И Миша справился. Миша донес. И все будет хорошо!
Спасибо, спасибо большущее!

[Гость]

Боже, какая история! Такая знакомая, как про себя читаешь, и такая нежная. Они так долго шли друг другу, но это время не кажется потраченным, а столь же ценным. Спасибо вам, автор!

[Гость]

Оба исполнения просто милейшие, светлейшие, бальзам на душу и комфорт мозга.

[Ни-Аптерос]

Автор 2,
Красиво и бережно, столько узнаваемых, жизненных подробностей, и есть это чувство - юности, безоблачности какой-то, чистоты восприятия, которая во взрослые годы стирается. Мальчики