Заявка 1.28

[Union of salvation]

Сережа М-А/Миша Б-Р, очень нежный секс, заботливый Серёжа, разнеженный, заласканный Миша

запись создана: 16.10.2020 в 22:46

Comments

[Гость]

2214 слов, скорее NC17, и заранее прошу прощения, если написано не по заявке, и вы хотели, милый заявчик, не того. Автора понесло.

(!упоминание ментальных заболеваний! пожалуйста, не триггерьте себя лишний раз)

разрешение на публикацию даю, 1/2

Привыкнуть к этой идее — идее для него безумной и сложной — что он больше не один, Миша не мог.
Что вся их компания друзей теперь полушутливо его опекала и считала своим, что Серёжина семья принимала полностью и безоговорочно — казалось странным, но он очень старался не то, чтобы с этим смириться, но жить с этим. Быть смирным Миша не умел.
Но зато умел учиться. Наверное.
Вот универ, который он всё-таки закончил. Вот работа, которая, когда она у него была, ему нравилась. Вот человек, который тебя (почему-то) любит. Вот город (серый и тоскливый сейчас), в котором тебе хорошо.
Откуда взялся этот дурной молоточек, требующий побега неизвестно куда, Миша знал. А вот зачем он появляется сейчас и не даёт уснуть, поднимает в час ночи, заставляет сидеть в пустой квартире и думать, волноваться, бояться, что всё плохо, Миша не знал.
Серёжа вернулся в их квартиру около пол-третьего, чуть растрепанный и уставший.
Улыбнулся своей лихой улыбкой, которая кажется уже отпечаталась у Миши в сердце, улыбнулся и сел на табуретку.
— Я устал, — сказал он, — Я так устал от этого всего. Завтра что у нас?
— Суббота. Вы допилили этот отчёт хоть?
— Допилили. Вместе с нашими нервами — допилили... А почему ты не спишь?
— Заснуть не мог, — честно ответил Миша, — Пойдём?
Серёжа вырубился сразу: он относился к тем счастливым людям, которые легко засыпают, легко просыпаются и не имеют никаких проблем со сном. А он лежал, чувствуя себя дурным и влюбленным, и смотрел, как Серёжа сопит, слушал, как бьётся его сердце и вскоре уснул сам.

Муравьев проснулся в восемь утра по привычке, и был недоволен этим.
Недовольство скрашивал любимый человек, занявший три четверти кровати по диагонали. Мишка спал без подушки, подложив руки под голову и был удивительно красив.
Даже несмотря на усы. К усам у Серёжи было сложное отношение: но он терпел эти усы, потому что их отрастил Миша. Старше что ли хотел казаться? Или внушительнее? Мужественнее? Как будто считал себя по-прежнему не до конца таким, какой был нужен Серёже. А Серёже Миша был нужен любым. Больным и занудливо страдающим от страшной температуры 37.1, ругающимся матом с техподдержкой, ругающимся на Серёжу, из-за того, что тот не звонил.
За полгода отношений они видели друг друга разными.
В первые две недели они буквально не слезали с друг друга, а потом стало как-то спокойнее. Нет, не хуже, просто иначе. Ну за исключением, пожалуй, полутора последних месяцев, когда Миша стал сам на себя не похож, но это отдельный разговор.

Заниматься сексом с тем, кого ты знаешь хорошо, нравилось Серёже гораздо больше.
Он уже знал, что нравится Мише, как ему нравится и он знал, что Миша знает о нём то же самое.

В неловкости первого раза есть что-то бесконечно трогательное: вот человек, которого ты хочешь, вот вы вдвоём, стремительно обнажаетесь перед друг другом, то помогая, то мешая, замедляя процесс поцелуями, словами, которые лезут не к месту, но в тему, взглядами, пытаетесь догадаться, а что нравится ему? И он тоже пытается. Угадать сложно, угадать получается не всегда. Для Сергея главным было то, что когда получилось неловко (укус пришёлся по больному месту, которое трогать лучше не надо), вместо паузы появился смех — живой и легкий, как пузырьки в шампанском — и их двоих понесло ещё сильнее. Миша, Мишенька будто стремился загладить несуществующую вину и был так нежен, что это превращалось в особо изысканный сорт мучения отдельно взятого Серёжи. Он всегда любил чтобы быстро, легко, не особо заморачиваясь, это Мише надо было растянуть удовольствие подольше, это он говорил "Куда ты торопишься, Серёж? Я от тебя никуда не денусь," и что-то в Серёже тогда сломалось, будто он уже слышал эти слова, от кого и когда — неясно, и он прошептал в ответ "Я тебя никому не отдам, никому, ни за что, никогда," и Мишенька только гладил его по спине, будто успокаивая.
И Серёже, в заполнявшем голову горячем восхитительном тумане, казалось, что когда-то было наоборот.

Потом было всякое. Такое всякое, от воспоминаний о котором кружится голова.
Тот раз, когда им казалось, что они как подростки не выдержат, если прямо, здесь, сейчас не прикоснутся к друг другу, на этом балконе в новостройке, уже заставленном всякой рухлядью, когда они оба давились от смеха и каждый шептал другому "тише-тише-тише", и оба пытались не хихикать. Тот раз, когда Миша на Хеллоуин пришёл в госте к Катьке в тех чёрных кожаных лосинах и в какой-то подозрительно напоминавшей женскую рубашке с воланами, и в почему-то только одной длинной бисерной серьге, а кто-то из девчонок подвёл ему глаза, и Сергей пялился на него целый вечер, а когда они дошли до дома, выяснилось, что не только он терпел весь вечер, потому что его прижали к стене, его вели... Впрочем, и он сам тоже был одет под стать празднику: в белое кружевное платье, залитое фейковой кровью. Все те разы, когда они уже стали друг другу привычны, удобны и окончательно бесповоротно нужны.

Он любовался Мишей, лежавшим напротив ещё какое-то время, а потом встал и пошёл в ванную.

Миша вздрогнул, просыпаясь: ему опять снился его школьный выпускной, только теперь он был кроссовером со "Кэрри" Стивена Кинга, где его, в конце концов, убивали, вешали на баскетбольной корзине, и когда Миша очнулся, он долго приходил в себя. Он лежал и внутри него всё скукоживалось от необходимости двигаться, встать, жить, поэтому он дотянулся до телефона и упал в твиттер. Было ужасно стыдно перед Серёжей, который почему-то его продолжал любить, и сейчас судя по всему, готовил завтрак на двоих, было стыдно перед самим собой — нормальные люди просто берут и делают, берут и встают с постели, почему он не может?
Он убрал телефон и натянул одеяло на голову.
Чего он умеет и добился в 25 лет? Прятаться под одеяло от проблем.
Ха-ха, Мишенька, молодец, мама и папа в Нижнем, когда ты приехал к ним в гости впервые за три года были абсолютно правы. Ты отвратительный сын, отвратительный человек и парень тоже так себе. С этой мыслью ему удалось встать и решительно направиться на кухню, потому что он мог быть сколько угодно эгоистом, но Серёжа не должен был этого понять.
Серёжа и правда готовил завтрак. Ничего особенного: яичница с помидорами и сосисками, но разве он, Миша, этого заслужил? Он пытался вести себя как обычно, отчаянно думая, как бы...
— Ты в порядке? — прервал его мрачные думы голос любимого человека.
— Нормально, —пожал Миша плечами. Ему и правда было нормально, он пол-жизни так жил: на силе чистого упрямства и нелюбви к себе. А ведь Серёжа его такого явно не заслужил, господи, зачем он ему. Им надо расстаться. Может быть только тогда у Миши хватит сил поднять жопу и мысленно треснув себя по голове, пойти искать новую работу? А не сидеть на Серёжиной шее?
— Я не умею читать твои мысли, но... Миш, давай начистоту.

"Он догадался, что я то ещё говно," — подумал Миша.

— Ты как потерял работу до Нового года и съездил домой месяц назад сам на себя не похож. Я за тебя волнуюсь. Даже так: мне за тебя страшно, потому что мне очень не нравится то...
— Да я знаю, что никому на самом деле не нравлюсь. Я же никогда нормально...Это было дело времени, когда все узнают и поймут, кто я такой на самом деле. Я...
— Во-первых, нет. И во-вторых и в-третьих тоже. Миш, ты себя слышишь? Что ты о себе говоришь?
— Я всегда так о себе думаю, всегда так думал, отстань, я понимаю, я знаю... Нам проще будет расстаться.

Серёжа выдохнул и посмотрел на него, словно Миша нёс полную и невероятную пургу.

— Миш. Это не ты сам сейчас говоришь.
— А кто ещё? — засмеялся Миша зло.
— Я не врач, но у меня два брата, у которых, скажем так, у обоих стояли и стоят разные диагнозы. Я такое видел уже, понимаешь?
— Со мной всё в порядке!
— Да, именно поэтому Миша-экстраверт вдруг стал домоседом, именно поэтому Миша не ходит ни к каким знакомым и друзьям, не вылезает из телефона, может пролежать в постели целый день, именно поэтому последние пару месяцев Миша отказывается от секса...
— За-мол-чи. За-мол-чи. — Миша зажал уши руками, он прекрасно знал, что делает всё плохо!
— Миша, Мишенька, солнце моё, послушай. – Серёжа придвинулся к нему ближе, обхватил лицо руками и прижался лбом ко лбу — Это слишком похоже на то, что тебе надо к специалисту.
— Я просто ленивое чмо, Серёж, я просто утонул в самомоправданиях, и мне нужен пинок...
— Нет. Правда, солнце, попытайся мне сейчас поверить. Это не ты, а это дисбаланс чего-то там в твоей голове. Ты потерял работу, не можешь сейчас её найти, ты съездил, проверил как родители, они тебе наговорили всякого, судя по твоему отказу рассказывать хоть что-то. Миш. Я тебя люблю, слышишь? Даже если у тебя проблемы. Несмотря на то, что у тебя проблемы.
— Серёж, ты не понимаешь. Ты меня мало знаешь, и вот это — это... Это... Ты думаешь, почему я в армию тогда загремел? Я из вуза вылетел. Ты просто слишком хорошо обо мне думаешь. — Миша не знал, как это объяснить.

Что иногда ему кажется, что он давно и зря умер, и сейчас по земле ходит его тело без души и без сердца и без желаний. Что иногда он задыхается от того, что в груди что-то болит так, что смерть кажется лекарством. Что иногда даже когда он счастлив, он думает о том, чтобы сдохнуть здесь, прямо тут, и не существовать дальше, ведь дальше будет только хуже.
Как это объяснить Серёже, чью любовь он не заслужил?

И тут Серёжа обнял его.
Миша понял, что у него самого глаза почти на мокром месте. Неизвестно почему — и вцепился в Серёжу как в соломинку.
Тот гладил его по спине, словно ребёнка, словно действительно его любил — неизвестно за что.

[Гость]

разрешению на публикацию даю, 2/2

Тот подхватил его на руки: Миша вспомнил, что он балдел от того, что кто-то может раз — и подхватить его, дылду нижненовгородскую, и нести, словно он пушинка какая-то. Что ему нравилось когда Серёжа делал так. Когда был сильнее, когда не боялся эту силу использовать, не боялся этой силой делиться, не боялся показаться слабым, когда отдавался ему, и как был особенно хорош в эти моменты, когда ногами он обхватывал Мишу и смотрел на него, словно он был чудом, подарком за что-то очень хорошее, сделанное им в прошлой жизни.
Миша это вспомнил, и вдруг его тело тоже вспомнило, что оказывается, умеет чего-то хотеть.
Почему-то это было неловко.

— Если ты хочешь... – очень аккуратно и нежно сказал Серёжа, и Миша поцеловал его.
Сейчас, впервые за месяц, ему действительно хотелось.
Серёжа опустил его на постель, Миша попытался побыстрее стянуть с себя домашние вещи, чтобы быстрее, быстрее, как обычно нравилось Серёже, но Серёжа его остановил.
— Я сегодня всё для тебя сделаю сам. Запрещаю тебе лишний раз что-то делать. Я всё сделаю сам, хорошо?
Миша выдохнул.
— Тебе сейчас тяжело и тебе нужно отдыхать. Лежи, я сделаю всё как ты любишь, — сказал Серёжа.
И начал исполнять сказанное.

Сначала долго целовал его, просто водя руками по плечам, зарываясь в волосы, чуть ли не массируя затылок, от чего Миша млел всегда, потом спустился к ключицам и медленно начал покрывать их поцелуями, доходя до особого чувствительного места, где грудная клетка переходит в руку рядом с подмышкой, потом ниже к бокам. Кончиками ногтей еле-еле по бокам рисовал узоры, не давил, а словно как будто перышком, нежно и очень. Очень. Очень возбуждающе. Потом перешел к нижним рёбрам, особенно слева, уделив внимание им и наслушавшись стонов Миши поднялся к соскам и облизал их. Подул. Нежно погладил и пальцами, и губами.

Потом спустился к ступням, целовал пальцы на них, выступающую косточку, поднимался выше, под коленками ногтями также еле касаясь кожи проводил, и Мише казалось уже, что он весь — пламя и огонь и что у него уже стоит так крепко, что он кончит без прикосновения к члену.

Серёжа знал, что делал. Серёжа выучил его тело, выучил его самого. Влез ему в душу и сердце и теперь отказывался сдаваться, уходить, был готов бороться за Мишу, сражаться с его тараканами в голове, любить его сильней, чем Миша себя ненавидел.
Серёжа был уже там, где его внимание сейчас было неверноятно необходимо, и да-да-да, наконец-то Миша почувствовал жар чужого (родного) рта, то, как его член нежили во рту, ничего жесткого и резкого, всё как ему нравилось, а потом всё исчезло.
Миша не успел даже разочароваться, когда понял, что Серёжа прижался к нему со спины, целовал шею, и шептал на ухо в такт тому, как водил рукой по Мишиному члену:

— Солнце моё любимое, самое лучшее, самое светлое. Я бы смог без тебя жить, но не хочу, потому что я тебя люблю, и я люблю тебя любым, слышишь? Миша, Миша, Мишенька, ты сильней, ты лучше, ты всех нужней мне, и себе тоже ты нужен. И я не дам тебе сдаться, слышишь? Мы справимся, и ты ещё будешь гордиться собой и своей победой, любовь моя, солнце моё!
— Серёж, Серёж, Серёж, — Мише хотелось плакать от такого, и он, кажется, плакал, когда всё закончилось.
И Серёжа целовал его, даже когда он плакал.

И целовал и любил Мишу долго-долго ещё в тот день. Грел его от декабрьской питерской стужи. Убеждал его в том, во что Миша всё равно никак не мог поверить.
Даже когда он лежал уже весь обласканный Серёжиной любовью, словно августовским солнцем, он всё равно чувствовал себя пустым, словно вся эта нежность уходила в никуда, в какую-то чёрную дыру.
Ему хватило сил признаться в этой слабости Серёже.

Смотреть в глаза при этом не вышло, а он, невероятный его человек, самый безумный и самый нежный, только прижал его к себе крепче, словно бы делясь своей уверенностью в том, что Миша сможет, выживёт и всё будет хорошо.
Миша закрыл глаза, засыпая, и впервые за какое-то время подумал, что завтра с утра хочет проснуться и попробовать пережить ещё один день. И неделю, и ещё одну. Если Серёжа будет в него верить, может быть, он сможет поверить в себя и сам.

[Гость]

Дорогой автор, это, безусловно, не то, чего я ждала. Но вам удалось так бережно, правдиво и без перегибов освятить тему, что я не могу не поблагодарить за это) Спасибо!
И да, всем бы нам такого Серёжу в подобные моменты.

заказчик

[генвария]

ура, наконец исполнили эту душевную заявку! спасибо за текст неиронично пустила слезу, такие они душевные. тоже теперь, правда, хочется себе Серёжу))

[LinTheDuck]

Автор, большое вам спасибо на этот раз от ника.
Вы затронули больную тему и при этом смогли прописать ее без истеричного надрыва, как это часто бывает. Как человек, очень близко знакомый с этой проблемой, я очень-очень вам благодарна за исполнение.

А еще хочу добавить, что горяча в тексте даже не сама НЦа во второй части, а вот эти мысли Сережи, как им обоим нравится, каким был их первый раз. Это очень кинково и нежно.

[isamai]

LinTheDuck, и я от аватарки вас тоже благодарю за отзыв!

Для меня очень важно, что удалось избежать этого надрыва, потому что сам не люблю это нагнетание в текстах, потому что слишком хорошо помню это состояние.
И рад, что вышло написать мысли Серёжи, какими они должны были быть.
Спасибо, что прочли!

[LinTheDuck]

isamai, аааа, дорогой со-админ, это вы! Признаюсь, не пронзила))
А мысли Серёжи именно такие, какими должны быть, но так редко бывают в реальной жизни. Эх)

[Гость]

Исполнение 2, 989 слов, разрешение на публикацию даю

Серёжа не очень часто говорит о своих чувствах к Мише. Такой красноречивый перед другими офицерами, когда речь заходит о политике или светских новостях и сплетнях, он бывает удивительно скуп на слова, если дело касается любви. Но Миша всё равно её чувствует. В том, как Серёжа посреди двора греет Мишины пальцы в своих руках, шепча, что темно уже, никто их не увидит и дышит на замёрзшие с дороги ладони. В частых Серёжиных письмах, которые он начинает писать, справляясь о здоровье и делах Миши, кажется, в ту же минуту, как Бестужев скрывается за поворотом дороги, покидая Черниговский полк.
Всё эти мелочи и небольшие жесты не дают забыть и усомнится в том, что он дорог Серёже. Его нежность сквозит во всём, стоит только им остаться наедине. Особенно в плотской любви. Не важно, как они делают это – страстно и быстро, до скрипа кровати и громких стонов, как бывает после долгой разлуки, когда жажда до чужого тела затмевает собой всё другое, или медленно вдумчиво занимаются любовью, никуда не торопясь, словно можно вечность наслаждаться друг другом. Миша всегда чувствует себя любимым и нужным, когда они делят постель, практически центром Серёжиной вселенной. Как будто он никогда не хотел и не смог бы захотеть никого другого, кроме Миши.

Ночь только вступает в свои права и в комнате ещё не вполне стемнело. Царит полумрак, но одна единственная лампа, зажженная впрок, всё же горит, отбрасывая теплые тени на обнаженные тела на кровати. Они никогда не гасят её, Миша прекрасно знает – Серёже нравится смотреть, нравится видеть, как всё, что он делает, отражается на Мишином лице, как блестят от нежности его глаза, как дрожат и кривятся от страсти губы.
И Миша не смущается под его внимательными взглядами никогда. Да и кого смущаться? Серёжа сам перед ним как на ладони. Словно говорит каждым своим жестом: "Я весь твой, без остатка". За открытость и искренность, которые он дарит Мише, хочется платить только тем же.
Сегодня Сережа был ласков. Совсем как в самый первый их раз. Миша сам тогда сгорал от желания, но всё равно было страшно в первый раз впускать его в своё тело. Боязно отдаться другому человеку до конца. Хоть в последствии он и не пожалел о своем решении ни разу.
Миша не знает, что нашло на Серёжу сегодня. Вопросов задавать не хочется. Он и так устал с дороги, а после бани и плотного ужина разморило окончательно. Ему только и хватает сил на то, чтобы отвечать на поцелуи, вкладывая в них всё своё желание, весь теснящийся в груди сухой жар, да на то, чтобы зарываться непослушными пальцами в Серёжины волосы, когда тот отрывается от Мишиных губ и спускается поцелуями по шее к груди и ещё дальше, ещё ниже.
Миша плавится и тает, как масло в лампе у кровати. Чудится, что ещё немного и Серёжины горячие руки смогут смять его, как мягкую глину и вылепить из него любую форму. В какой-то момент начинает казаться, что он уже и не чувствует ничего. Как будто его заласканное, залюбленное тело не может впитать больше прикосновений, больше поцелуев, больше Серёжиной нежности.
К тому моменту, когда Серёжа прижимается грудью к его спине и входит в него, Миша уже чувствует себя словно во сне, как будто он не лежит на кровати в темноте и тепле Сережиного дома в Василькове, а затерялся в густом и вязком тумане, даже немногочисленные звуки слышаться как через плотную пелену. Рука, которую он закидывает назад, чтобы снова зарыться пальцами в чуть взмокшие Серёжины волосы, словно и не его рука вовсе. Словно она двигается сама по себе, без его ведома.
Миша всхлипывает едва слышно, когда Серёжа входит до конца и замирает не двигаясь. Не больно совсем, Сережа хорошо его подготовил. Только тянет почти невыносимо внизу живота и там, где чужая плоть распирает его изнутри. Нестерпимо хочется двигаться, но Серёжины руки держат его за бедра, пока Муравьев осыпает поцелуями плечи и шею, шепчет такие редкие, такие ценные слова любви, словно обычно он усилием воли не даёт им вырваться, но сейчас больше не в силах держать их в себе.
Миша сдвигается едва заметно, буквально на пару сантиметров приподнимаясь на чужом члене и опускается назад. Серёжа, кажется, усмехается ему в волосы, целует в затылок, перехватывает крепче поперек груди и делает первый глубокий толчок.
Миша улыбается, закусывая губу, глуша по привычке первый оборванный стон, и находит своей рукой Серёжину ладонь, переплетает их пальцы.
Серёжа двигается в том же неторопливом ритме, которому подчинен весь их сегодняшний вечер. Миша ахает на выдохе каждый раз, когда его ватное тело прошивает особенно острым удовольствием. Серёжа всё так же нежен и осторожен, но попросить его двигаться быстрее нет совершенно никакого желания. Хочется именно так – медленно, глубоко, чтобы чувствовать его в себе каждой клеточкой тела, чтобы можно было поворачивать голову и целоваться, ни на секунду не сбиваясь с ритма.
Они не размыкают объятий до самого конца, пока Серёжа с тихим, едва слышным в тишине дома стоном не изливается внутрь, а затем и Мишу доводит до пика настойчивыми движениями своей ладони.
Они ещё какое-то время лежат не двигаясь и не меняя позы, пока испарина на обнаженных телах не начинает остывать, заставляя зябко ежится не смотря на то, как тесно они прижимаются друг к другу. Простынь под ними безнадёжно сбилась, но заставить себя подняться и оправить её кажется им обоим совершенно невозможным.
Миша силится что-то сказать, но не находит не сил, ни нужных слов. Да и к чему это? Всё равно то, что происходило между ними в этой спальне, на этой постели, говорило громче любых признаний, которые можно было произнести вслух.
Серёжа приподнимается на локте и задувает лампу. Ложится обратно, заключая Мишу в свои объятия и накрывает их обоих одеялом, запутываясь поплотнее. Ночами нынче бывает холодно, а Миша так легко и быстро мёрзнет.
– Ох, Сережа, я же не просто так, – чуть встрепенувшись, бормочет Миша уже в полусне. – У меня письмо для тебя. Я в Тульчине был по делам полка, виделся с Павлом.
– Ты с ума сошел, какое письмо? – Серёжа, кажется, улыбается, по крайней мере, голос его звучит весело, пусть и сонно. – Отдыхай. Всё утром.
Но последних слов Миша всё равно уже не слышит, неотвратимо проваливаясь в сладкий сон.

[Гость]

Какие славные, чудесные.
Греть ладони дыханием, греть в постели собой, вот это вот все...
И все письма потом, потом! Спасибо огромное, автор <3
Так хорошо стало от них и с ними

[Гость]

Автор 2, в историческом сеттинге обычно труднее писать, но у вас здорово получилось, герои вполне оттуда, и атмосфера ухвачена, с одной стороны - вневременная, про everlasting love, с другой - ощутимо тогдашняя.
Очень понравились описания чувств и ощущений, это так трудно сделать небанально, у меня обычно "я уже где-то читал такое, и не раз", и ведь здесь у вас ничего внезапного или выпендрежного, а все равно очень хорошо, очень свежо и прозрачно, как вода в роднике. Спасибо!

зы. Не могу удержаться, простите - когда будете где-то еще выкладывать, лучше исправить

покидая Черниговский полк

на покидая Васильков, например, Черниговский полк стоял в четырех местечках, каждая рота в своем, в Василькове был штаб полка и жило начальство, если говорить о территориальном, то можно покинуть не полк, а расположение Черниговского полка (но это канцелярит)

[генвария]

какие хорошие сто исполнений бы по этой заявке читала, спасибо большое

В том, как Серёжа посреди двора греет Мишины пальцы в своих руках, шепча, что темно уже, никто их не увидит и дышит на замёрзшие с дороги ладони.
:') :') :')

[Гость]

Спасибо огромное, автор <3
Так хорошо стало от них и с ними

Спасибо!

в историческом сеттинге обычно труднее писать, но у вас здорово получилось, герои вполне оттуда, и атмосфера ухвачена, с одной стороны - вневременная, про everlasting love, с другой - ощутимо тогдашняя.

В историческом сеттинге писать трудно пиздец как! И, я считаю, у меня это не в полне получается, но спасибо вам огромное за эти слова! Они очень греют))

у меня обычно "я уже где-то читал такое, и не раз", и ведь здесь у вас ничего внезапного или выпендрежного, а все равно очень хорошо, очень свежо и прозрачно, как вода в роднике.

А вот это неверотяно приятно! Сижу сейчас такая гордая собой, вы бы знали.

генвария, ох, да, мирёжи, НЦа и всё хорошо. Читала бы и читала)))

[Ни-Аптерос]

Исполнение 1: трогательно и очень нежно, бережно в рамках непростой темы. Здорово, что есть доверие и принятие, верится, что с поддержкой и любовью Серёжи Миша со всем справится. И совершенно прекрасное, щемящее, радостное и горячее одновременно воспоминание о первом разе и начале отношений.

Исполнение 2: очень томно, в хорошем смысле слова, фик всей своей структурой вторит неспешному ритму и тишине, слишком расслабленной и разморенной для разговоров.

В какой-то момент начинает казаться, что он уже и не чувствует ничего. Как будто его заласканное, залюбленное тело не может впитать больше прикосновений, больше поцелуев, больше Серёжиной нежности.

Прекрасная деталь!

[Гость]

Автор 2, растаяла от вашего исполнения! такой нежный Муравьёв, невозможно! И чудесный Миша. Любовь прямо-таки осязаемая. И финал отдельно порадовал, так хорошо, вхарактерно. Спасибо!

[Гость]

Ни-Аптерос, спасибо вам за отзыв!

растаяла от вашего исполнения! такой нежный Муравьёв, невозможно! И чудесный Миша. Любовь прямо-таки осязаемая.

Спасибо! Мне было очень приятно писать их таких)

автор 2