Заявка 2.33

[Union of salvation]

Сергей Муравьев/нех!Сергей Баранов. От Сережи ничего не скроешь, так что неховость разжалованного майора он раскусил давно, но не сразу придумал, как обратить себе на пользу. Какая именно неведомая ебаная хрень ему встретилась - на усмотрение автора.

запись создана: 22.11.2020 в 21:57

Comments

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, часть 1/4

Лицо Густава Ивановича казалось сегодня каким-то особенно мрачным. Сначала Сергею подумалось, это от жары, но вскоре по угрюмому молчанию Гебеля он понял – нет, тут что-то другое. Муравьев следовал за полковником, чувствуя смесь тревоги и раздражения. Ну, что за игры, в самом деле? Отчего сразу не сказать, в чем дело? Стоило, однако, оказаться на гауптвахте, понял и почувствовал, как холодок пробежал по спине. Баранов. Лежал отчего-то в одном исподнем, скрученный, на полу.

- Как это понимать, Густав Иванович?

- Это вы мне скажите, как это понимать. Он же под вашим началом служит. Рядовой батальона вашего, - раздраженно бросил Гебель, и Сергей поймал себя на мысли, что к арестанту тот старается слишком близко не подходить. В ответ на вопросительный взгляд, Гебель дернул плечом и продолжил:

- Вы в Киев отлучались, а он тут напился пьян, да и понесло его. Городил что-то невообразимое. И люди видели, как у него при том глаза горели. Свидетели все в подпитии сильном были, конечно. А только по всему выходит, что не человек он.

Вот оно, подумалось Сергею. Он прикрыл на мгновение глаза, стараясь, чтобы на лице не отразилось внутреннее волнение. Потом взглянул из-под ресниц на силящегося что-то сказать сквозь кляп Баранова.

- А рот-то зачем завязали?

- Так ведь известно: ложь - главное оружие врага рода человеческого.

- Густав Иванович, стыдитесь. XIX век на дворе, а вы, дворянин, человек образованный, верите в пьяные бредни завсегдатаев шинка.

- Не скажите, Сергей Иванович, - вдруг как-то многозначительно хмыкнул Гебель и развернулся к выходу из камеры. Последний раз скользнув по Баранову взглядом, Сергей шагнул следом за ним.

Плотно претворив за собой дверь и задвинув засов, Гебель приблизился к Муравьеву и тихим злым голосом сообщил:

- Я ведь давно к нему приглядываюсь, Сергей Иванович. Не так с ним что-то, это я вам наверное говорю. Сами знаете, что будет, если вскроется, что у нас в полку завелась нечисть, а мы ее не просто сами не выявили, так еще после жалоб местных жителей делу хода не дали, - он оттянул ворот, словно ему не хватало воздуха, на лбу его явственно проступила испарина. - К святому причастию не ходит. В церкви я его, правда, видел раз, кажется, или два. Стоял злой, как сыч, а потом и вышел. Они говорят, упырь это, говорят, нелюдь.

Сергей не удержался, закусил губу, отвернулся. Надо было собраться с мыслями. Найти выход. Сейчас же, немедленно.

- Дичь какая-то. Их всех еще в кампанию 15-го года перебили, и вам это прекрасно известно. Нельзя же так с человеком.

- А ежели он не человек? Если, и правда, упырь?

- Это из чего же они заключили?

- Да вот, говорят, как пьян стал, так и заметно стало, что нелюдь. Глаза, говорят, в полумраке, как свечой подсветили. А у деревенских куры каждую ночь пропадают.

- Ну, при чем здесь куры?..

- Да как же, при чем?!

- Бросьте, тут лис в округе полно. А глаза... Бог мой, Густав Иванович, я тут как-то видел вашего денщика, когда он, простите, перебрал, так до сих пор как вспомню, так пот холодный прошибает. А я ведь боевой офицер.

- М-да, лицо у него, конечно, своеобразное, - хмыкнул Гебель.

- Что вы предлагаете, Густав Иванович?

- А что я могу предлагать? Нужно срочно писать в штаб, они свяжутся со спецколлегией, вызовут представителя подкомиссии Святейшего Синода…

- А если он человек, представьте через что ему придется пройти? – Сергей, наконец, решился, и развернувшись на каблуках, уперся хмурым взглядом в раскрасневшееся лицо Гебеля. - Разжалование, а теперь вот это? Да кто такое выдержит?

- Что ж делать, Сергей Иванович? Ничего ведь не поделаешь.

- Поделаешь. Мы сами с вами все сделаем. Сами его проверим.

Гебель оторопело уставился на него.

- Как так?

- Очень просто, Густав Иванович. Любому известно, что упыря вывести на чистую воду несложно. Достаточно поставить перед ним чашу с человечьей кровью, он сразу и кинется.

- Помилуйте, где ж мы человечью кровь возьмем? - оторопело промямлил Густав Иванович.

- Так ведь нам много не надо. Тут ведь важна первая реакция. Чтобы ее вызвать, и капли довольно. Это вам не куриная кровь. Перед таким искушением ни одному упырю не устоять. Я вот сам себе порез на руке сделаю, а вы посмотрите, как он отреагирует.

- Допустим, - пожевал губу Гебель. - А ежели он не упырь, а еще какая неведомая нечисть, тогда что? Нет…

- Так это и того проще. Рассыплем перед ним зерна чечевицы. Ни одна тварь не выдержит, сразу бросится их считать. Да и потом, посудите сами: в церкви вы его сами, говорите, раз видели, ходит он при дневном свете, служит в армии который год уже. А в пьяном виде, так это даже офицеры, бывает, до того теряют человеческий облик, что хочется отправить их в спецколлегию. И потом, - Сергей шагнул поближе и придал своему голосу максимально доверительную интонацию, - Густав Иванович, вы ведь должны понимать, что будет, сообщи мы в штаб. Даже если они с первых шагов поймут, что все пустое, что он человек, просто так их уже не остановишь. Год полк трясти будут. И без взысканий вряд ли обойдется.

Гебель хмурился и тер подбородок, но Сергей знал - удалось, убедил. В больное место ударил.

- Что же, вы правы, Сергей Иванович. Думаю, с учетом всего, нашей с вами проверки будет довольно.

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, часть 2/4

Баранов смотрел напряженно, хмурый, настороженный, словно дикий зверь, запертый заманившими его людьми в клетке. По приказу Гебеля, солдаты подтащили его к стене, и он сидел теперь, опираясь на холодный камень спиной. Кляп Сергей распорядился вытащить, а вот с развязыванием решили повременить до окончания проверки. Дело уже шло к вечеру, и Сергей с тревогой отмечал, что глаза Баранова в последних лучах закатывающегося раскаленного солнца словно бы становятся прозрачнее, наполняясь холодным зеленоватым свечением.

По поводу проверки кровью Сергей не беспокоился. Что Баранов не упырь, он знал наверняка. Где это видано, чтобы упырь при дневном свете разгуливал? К тому же Сергею довелось однажды видеть на званом вечере некую генеральшу, с неподвижными глазами и мертвенно бледным лицом, якобы приехавшую из какой-то глуши навестить киевскую родню. Позднее он узнал, что племянник генеральши и его молодая жена, вскоре скончались от неясной болезни, а в конце того же месяца офицеры спецколлегии изловили "генеральшу" и в железном коробе увезли в столицу для разбирательства. Весь Киев гудел тогда несколько месяцев, и в течение целого года дальних родственников из провинции старались не принимать под разными благовидными предлогами. У Сергея всякий раз пробегал озноб по спине, стоило ему вспомнить тот неподвижный, темный взгляд, и, заглядывая в зеленые, звериные глаза Баранова, он знал наверняка - не то.

Потому, когда Гебель подал ему какую-то глиняную плошку и бритву, он с совершенным спокойствием присел на корточки рядом с арестантом, поставил посудину на пол и сделал на ладони надрез, из которого в плошку тут же закапала горячая темная кровь. Баранов на все действо смотрел ровно так, как требовалось: совершенно оторопело, словно бы задаваясь вопросом, не лишилось ли разом начальство остатков рассудка. Когда Сергей распрямился, зажимая носовым платком порез, Гебель в свою очередь склонился к Баранову, и, подхватив щедро заляпанную кровью плошку, стал ею тыкать арестанту куда-то под нос. Того явно воротило и он с отвращением отворачивался, потом не выдержал:

- Сергей Иванович, что ж это делается? Виноват, нажрался, но это ж не повод, чтобы вот так вот со мною...

Гебель, наконец, выпрямился, удовлетворенно хмыкнув.

- Похоже, и правда, не упырь, - сообщил он, постукивая ногтем по краю плошки. – Ну, и слава Богу, - с явным облегчением заключил он, искоса взглянув на Сергея. Потом оглянулся, пытаясь сообразить, куда девать проклятую посудину и, не придумав ничего лучше, поставил ее у зарешеченного оконца.

Сергей все это время неотрывно смотрел на Баранова. Тот, пользуясь тем, что Гебель отвернулся, чуть запрокинул голову и позволил себе напряженный, тяжелый взгляд в Сергееву сторону. Что ж, похоже, догадался, что это не конец. Надо было все же попытаться.

- Ну, что же, Густав Иванович, думаю, можно считать инцидент исчерпанным, - деланно бодро произнес Сергей, и развернулся к двери, чтобы кликнуть караульных.

- Э, нет, Сергей Иванович, торопиться в таком деле не пристало, - вдруг довольно холодно откликнулся Густав Иванович. Он подошел обратно к Сергею и достал из кармана свернутый кульком носовой платок. – Вот, изволите ли видеть, я велел вместе с плошкой из кухни принести.

Сергею не нужно было даже смотреть, он и так знал, что там. Сам ведь идею подал. Вот кто за язык тянул? Он глянул вниз, туда, где у их ног, прижавшись к стене сидел связанный Баранов. Тот неотрывно смотрел на кулек в руках Гебеля. Сергей сделал над собою усилие и заставил себя вернуть лицу прежнее любопытствующе-дружелюбное выражение.

- Ну что же, Густав Иванович, давайте испытаем. Впрочем, я уверен, результат будет тот же.

Гебель, кряхтя, склонился и высыпал из платка зерна чечевицы. Немного – всего-то горсточку – распределил он ровной узкой дорожкой, полукругом обегающей арестанта. Баранов опустил голову и пустыми глазами уставился на зернышки, словно бы они были маленькой армией, взявшей его в окружение, когда он меньше всего того ожидал. Сергей сразу заметил, как замер он весь, как весь подобрался, как обреченным взглядом уперся в темнеющие на земляном полу зернышки. Муравьев стоял чуть сбоку и оттого видел то, что Гебель пока заметить не успел – Баранов начал мелко-мелко перебирать пальцами связанных за спиной рук, словно представляя, как берет каждое зернышко в руку. И Сергей знал, что будет дальше: сейчас сорвется и начнет считать вслух, быстро-быстро. И все будет кончено.

Однако вместо слетающих с губ горячечным шепотом цифр, Сергей неожиданно для себя услышал другой звук, окативший его волной липкого отвращения. Что-то вроде чавканья или всасывания воздуха. Они с Гебелем одновременно отворотились от арестанта, чтобы увидеть, как в медленно подступающих сумерках темная фигура прильнула с той стороны к закрытому решеткою окошку, притянула плошку с Сергеевой кровью к самым прутьям и отчаянно силится дотянуться уродливо растянутым ртом до подсыхающих капель крови, слизнуть их.

- Вот он упырь! - Не своим голосом просипел Гебель и кинулся прочь из камеры, зычно призывая караульных. Сергей же замер, смотрел, как завороженный, на угловатую, ломкую, темную фигуру, что все тянулась за его кровью, и очнулся, лишь когда услышал, как Баранов все-таки сорвался и зачастил, нечленораздельно считая.

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, часть 3/4

Сергей слышал, какая суматоха поднялась за окном. Видел, как тварь в последний миг оторвалась от плошки и бросилась прочь, видел, как промелькнули на фоне сумеречного неба киверы солдат, что кинулись за нею в погоню. Слышал далекий лай собак, и знал, что вскоре вся округа наполнится огнями и криками и что упыря будут гнать всю ночь, но уйти ему вряд ли удастся. Упыри ведь не столь быстры, как принято считать. Они спасаются притворством, приходя в облике недавно умерших родных. Генеральша, та была спрятана под слоями пудры и шелков, и полна сил благодаря свежей крови, и то поймали. А эта тварь, судя по всему, человеческой крови давно не пробовала. Да и Гебель не упустит. Он мог казаться нерешительным увальнем, но в погоне всегда был упорен.

Впрочем, сейчас Сергея не это заботило. Носком сапога он взрыл пол и в несколько движений скрыл зерна под тонким слоем песка и мелкими комьями земли. Баранов, которого скрутило в три погибели над мелкими зернышками, громко всхлипнул и, зажмурившись, откинулся назад. Он сидел в тишине у ног Сергея несколько долгих мгновений, а потом, по-прежнему не открывая глаз, хрипло и безнадежно произнес:

- Вот и вышла правда наружу, а, Сергей Иванович? Хотя вы ведь давно догадались, не так ли?

- Давно, Баранов.

Тот резко распахнул глаза и, верно решив, что скрываться более не к чему, позволил Сергею увидеть их колкое зеленое свечение, особенно заметное в тени, вместе с сумерками постепенно заливавшей камеру. Словно болотные огни, подумалось Сергею, которые заманивают путников прямиком в трясину.

- Отчего ж тогда не выдали? А впрочем, правильно сделали, теперь вместе с упырем двоих сразу отправите, оно так солиднее получится. Вы не бойтесь, Сергей Иванович, я вам ничего не сделаю. И сопротивляться не буду. Вас, наверное, за двух-то изловленных нелюдей к награде представят…

Сергей глубоко вздохнул, сам не зная почему, кинул долгий взгляд за окно, а потом, хмыкнул собственным горьким мыслям и опустился на землю рядом с Барановым.

- Повернитесь, Баранов, я руки вам развяжу.

Баранов не ответил и не сдвинулся с места, только жег его недоверчивым взглядом.

- Ну же, Баранов, вы меня слышали, повернитесь.

Наконец тот медленно, как-то одеревенело, повернулся к нему спиной, прижавшись виском к каменной стене. В сгущающейся темноте Сергей, однако, никак не мог распутать узлы на его руках. Заметил вдруг, что Баранова трясет. Верно, все еще зерна чечевицы забыть не может, вот и дрожит, подумалось ему. Да и раздет почти, за сутки на земляном-то полу, пожалуй, до костей промерзнешь.

- Не выходит, не видно ничего. Погодите, я за огнем схожу.

Вернулся через пару минут, со старой, измятой какой-то лампой. Баранов сидел в той же неудобной позе, боком прижавшись к стене, словно и не шелохнулся вовсе. Не смотрел на него. Когда Сергею удалось, наконец, распутать узлы на его руках, развернулся и принялся растирать запястья. И все так же смотрел куда-то в сторону и вниз. Сергей потянулся было помочь с веревками на ногах, но Баранов отвел его руку, буркнув:

- Не надо, я сам.

Лампа тускло светила. Странно, но стоило появиться между ними этому тусклому, дрожащему свету, и в камере будто бы стало темнее. Или это из-за Баранова? Сергей какое-то время молча смотрел, как тот сноровисто распутывает веревки, потом спросил:

- Вы в одном исподнем-то почему, Баранов? Неужели до такой степени напились, что в таком виде?..

- Нет. Я спать уже лечь успел, когда они за мной пришли. Там не до одеваний было, Сергей Иванович.

Опять замолчали.

- Что же теперь, Сергей Иванович? – наконец медленно произнес Баранов, уперев зеленые свои глаза в Сергея.

- Ничего, Баранов.

- То есть как?

- А так. Я за вами, Баранов, ничего дурного не видел. Судить вас за то, что вы инакий, я не стану. И кстати, в Общество когда вас звал, уже догадывался, так что ничего не изменилось.

Баранов поднял на него ошарашенные свои зеленые глаза, помолчал, словно не находясь с ответом, а потом вдруг спросил:

- А как же вы догадались?

- Да уж догадался. - Сергей скользнул изучающим взглядом по скорчившейся у стены темной фигуре, жгущей его зелеными огоньками глаз, - Вокруг вас, гренадер Баранов, всегда как будто темнее, и глаза выдают, когда злитесь. А злитесь вы частенько. Вам надо учиться лучше держать себя в руках, Баранов.

Опять замолчали, замерли, глядя на трепещущий огонек под стеклом стоящей между ними лампы, не то разделяющей, не то объединяющей их своим тусклым светом: Баранова, с каждой секундой все плотнее окутываемого сумеречной тенью, и Муравьева, на волосы которому ложился последний багровеющий закатный отсвет.

- Но раз уж у нас такой разговор пошел, может, скажете, кто вы на самом деле?.. Молчите? Впрочем, это не допрос, не хотите говорить - не нужно. - Сергей замолчал, но сам не выдержал собственного детского какого-то любопытства и после паузы выдал шепотом, эхом другого голоса, когда-то впервые высказавшего это предположение. - Баранов, вы мерек?

Тот весь вскинулся, глаза так и вспыхнули в свете лампы, и Сергей чуть отшатнулся, совершенно растерялся на мгновение.

- Простите, если обидел. Просто Миша как-то обмолвился...

- Это вы о ком? О подпоручике Бестужеве, что ли? Он что, тоже знает?

Сергей скрипнул зубами, сожалея, что сболтнул лишнего, потом отрицательно покачал головой.

- Нет, он уж, верно, и думать забыл о том разговоре. Так, обронил в полушутку. Ему нянька рассказывала, когда он маленьким был, про мереков, что несут с собой сумерки и морок. Что у них зеленые глаза, как болотные огни. Сказал мне, да и забыл сразу. А я вот услышал и с тех пор из головы все выкинуть не мог. Все думал... А потом понял, что в шутке его больше правды, чем он сам полагает.

- А вам оно важно, Сергей Иванович? Ну, как оно там по правде.

- Не знаю. Да, наверное, важно... Скажите, Баранов, а зачем вы среди людей? Опасно же. Ведь силами своими вы не пользуетесь, насколько я могу судить, людей не морочите, жизнь с них не тянете, так зачем же? Или… пользуетесь?

- Не пользуюсь, Сергей Иванович, тут можете быть покойны. Теперь так всех обложили, что, не выдав себя, не смог бы воспользоваться, даже если бы захотел. Только в крайнем случае, когда уж нечего терять останется. А на службу пошел по тем же причинам, что и большинство - чтобы было, чем жить.

Сергей замолчал. Знал, что надо было многое спросить, как-то расставить точки над i, что ли, чтобы быть уверенным, что не несет Баранов никакой угрозы окружающим, что не совершает он сейчас, отпуская его, никакой фатальной ошибки. Но почему-то все никак не мог подобрать верных слов и верного тона и оттого злился на себя и испытывал неуютную неловкость.

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, часть 4/4

Нужно было уходить, Сергей понимал это. Нужно было, чтобы полковник Гебель в следующий раз увидел Баранова уже в строю – собранным, готовым тускло и прямо смотреть всем в глаза, очищенным ото всяких подозрений. Тогда полковник и не вспомнит, что не дождался окончания второго испытания. Но другого шанса вернуться к разговору с бывшим майором в ближайшие недели не будет, это Сергей тоже понимал. И желание разобраться, составить для себя какое-то более завершенное представление о том, кого он сам ввел в круг товарищей своих, не отпускало, не позволяло просто подняться и уйти.

- А в церковь вы, Баранов, стало быть, зайти можете? – наконец спросил он, решив зайти с другой стороны.

- Могу, - Баранов с вызовом вскинул подбородок.

- Я так и знал, - ответил Муравьев, и почувствовал, как дурацкая улыбка облегчения расплывается по лицу. Потянулся, накрыл ладонью дрогнувшую руку Баранова и от волнения перешел на ты, хотя обыкновенно к бывшему майору обращался подчеркнуто на вы, как к равному. - Так что ж ты? Ходи по воскресеньям. Я с тобою буду ходить, если хочешь. Надобно ходить. Не говоря о спасении твоем, о пользе для души твоей, совершенно необходимо, чтобы все тебя там видели. Тогда никто не посмеет...

Баранов весь вдруг нахохлился, насупился, зыркнул как-то безнадежно из-под нахмуренных бровей, а потом уткнулся взглядом вниз, разглядывая руку Муравьева, стиснувшую его кисть.

- Я, Сергей Иванович, не могу часто. Мне нехорошо потом.

- Ах вот как, - протянул Сергей, не справившись с разочарованием в голосе, и выпустил руку. Заметил, как скрутило от этого Баранова, и снова почувствовал какую-то неловкую растерянность. Словно все его слова имели для Баранова какое-то дополнительное значение. Словно бы в их разговоре присутствовало что-то, не названное и не обозначенное, что он не улавливал и не понимал, а Баранов обходил молчанием. В попытке нащупать эту ускользающую составляющую разговора он не удержался и спросил, хотя и знал, что настаивать не следует. - А Густав Иванович сказал, видел тебя там. Зачем же ты туда ходил, если тебе там нехорошо?

- Я ближе хотел стать. Хоть немного, - тихо и грустно ответил ему голос из тени.

- К кому? - удивился Сергей, но поймав обращенный на него взгляд, мерцающий зеленым и полный грустного упрека, понял, что сморозил глупость, и попытался улыбнуться. - Конечно, ответ очевиден.

- Нет, не к Богу, - невесело усмехнулись в ответ зеленые глаза. - К человеку.

- Человеку? Какому еще человеку? Не понимаю.

Баранов послал ему очередной убитый взгляд, потом вздохнул, покачал головой, печально соглашаясь:

- Не понимаете, Сергей Иванович.

- Ближе к людям, ты хочешь сказать?

- Не к людям, к человеку, - упрямо поправил Баранов, а потом поднялся на ноги, распрямился и, глядя на Сергея сверху вниз, продолжил. - Не спрашивайте вы меня больше ни о чем. Не туда разговор зайдет, Сергей Иванович. Вам неприятно будет. Вы знайте только, что вам я не враг. И что вас не подведу.

Сергей еще несколько минут помедлил, глядя на огонек лампы. Баранов говорит, что не подведет и, скорее всего, так оно и есть. Кто знает, как все обернется. Если в решающий момент среди солдат его полка будет некто, способный наслать морок и темень на части противника, разве же это не преимущество? Безусловно. Теперь к тому же Баранов лично ему обязан. И все же было что-то – то самое невысказанное, ускользающее от его понимания, что Сергей чувствовал, но вытянуть на свет был сейчас не в состоянии, и это что-то его беспокоило. Неизвестное в уравнении, способное привести к неожиданному результату. Впрочем, с этим можно было разобраться и позже. Он передернул плечами, словно сбрасывая с себя оцепенение, и последовал примеру Баранова. Поднялся на ноги, подхватив изломанную лампу с пола.

- Вы правы, Баранов, лучше, чтобы по возвращении Густав Иванович нас тут не застал. Пойдемте, я верну лампу, а заодно одолжим хотя бы на день шинель у караульного. Теперь жарко, она ему без надобности, а вам хоть что-то на себя накинуть нужно. Не можете же вы голышом по деревне разгуливать. – И, получив в ответ вымученную улыбку, развернулся и шагнул сквозь низенькую отворенную дверку.

[анонимный декабрист]

Против публикации отрывков не возражаю.
Рейтинг исполнения PG максимум.

[генвария]

Какая атмосферная у вас штука вышла, ой, с Гебелем въедливым, генеральшей в шелках, чечевицей этой...

- Не спрашивайте вы меня больше ни о чем. Не туда разговор зайдет, Сергей Иванович. Вам неприятно будет. Вы знайте только, что вам я не враг. И что вас не подведу.
А вот сейчас больновато было.

Спасибо, отличный текст!

[МКБ-10]

Заказчик вот сейчас внутри себя танцует и в воздух чепчики бросает от счастья!

Какая замечательная, объемная и затягивающая вышла история. Надо, надо ещё, просто нельзя так все оставлять! А кто был упырём? А поймали? А что дальше с Барановым? А то, что упырь целую плошку Сережиной крови вылакал, на Серёже никак не скажется? А вместе в церковь пойдут?...
Ааааааа, столько вопросов, так интересно, так в этот мир хочется ещё хоть ненадолго.

Какая у них упоительная бюрократия со спецкомиссией, железным ящиком, проверкой на упыриность! Какой Гебель! Ацкий сотона, когда надо кого-нибудь поймать, а так вроде тюфяк тюфяком.
Какой понимающий, практичный, стратегически мыслящий и при этом очень человечный Сергей.

И Баранов. О господи. Темнота вокруг и глаза зелёные. И чечевицу считает.
И церковь.
Аааааааа!!!! Ну счастье, счастье же такую работу читать!
На ручки вас, автор, и качать!

[shipels-cripers]

Я сейчас как Баранов будет пересчитывать/перечитывать этот текст. Как же люблю моменты, когда постепенно накапливается напряжение, ты не знаешь, чего ожидать, каких резких действий, но всё оборачивается чем-то несуразным? Этакой шуткой? Так и здесь, на моменте с испытанием кровью, этот ошалелый вид Баранова : DDD
- Нет, не к Богу, - невесело усмехнулись в ответ зеленые глаза. - К человеку. (с)
Нечеловеческое (хехехехехехе) спасибо Вам за это. Захотелось от этих слов урчать как довольный котик.

[анонимный декабрист]

Просто огромной спасибо за отзывы! Очень приятно их получить, особенно от тех, чьи работы читаешь и любишь.

генвария Спасибо ! Правда, за атмосферность нужно прежде всего благодарить заказчика. Честно говоря, удивляюсь, что заявку прежде не исполнили. Она а приори кинематографична, требует хотя бы элементов мистического мира. А Гебель, да, он в принципе интересный персонаж с хорошим неоднозначным потенциалом, по-моему

МКБ-10 Очень-очень радостно, что автору заявки понравилось!
Пользуясь случаем - огромная благодарность за такую прекрасную заявку, над ней было очень интересно поразмышлять.
Насчет упыря у меня уверенности нет, если честно. Конечно, логичнее бы сделать его "недобитком" условной кампании 15-го года, который прячется в лесу и ворует кур, но сюжетно гораздо интереснее, наверное, было бы, если бы он оказался кем-то из близкого окружения Муравьева.
Думаю, на Сереже история с неосторожно оставленной посудиной с кровью может сказаться в том случае, если Гебель не изловит упыря, а тому ну уж очень захочется продолжения банкета.
А насчет церкви, полагаю, должен Сережа туда Баранова затащить для (а) спасения Барановской души для будущей жизни /это было бы вхарактерно/ и (б) для спасения Баранова от подозрений со стороны Гебеля и спецколлегии.

shipels-cripers Спасибо, очень приятно слышать, что элементы юмора (а как без него, если про нечисть?) не показались чужеродными или лишними. И тем более приятно, что вам зашел диалог Муравьева/Баранова. Автор старался, правда!

[МКБ-10]

анонимный декабрист, автор, мы закрыли тур, откройтесь же, я вас полюблю еще раз адресно! Как хорошо сделали, боже мой!

Насчет упыря у меня уверенности нет, если честно. Конечно, логичнее бы сделать его "недобитком" условной кампании 15-го года, который прячется в лесу и ворует кур, но сюжетно гораздо интереснее, наверное, было бы, если бы он оказался кем-то из близкого окружения Муравьева.

Мне оба варианта интересны, так или иначе он довольно долго у них вокруг Василькова озоровал: значит, тварюшка умная и живучая Вызывайте братьев Винчестеров!
И вот это вот покоя не дает, да:

Думаю, на Сереже история с неосторожно оставленной посудиной с кровью может сказаться в том случае, если Гебель не изловит упыря, а тому ну уж очень захочется продолжения банкета.

Ведь может же захотеться, ыыыыы.

А насчет церкви, полагаю, должен Сережа туда Баранова затащить для (а) спасения Барановской души для будущей жизни /это было бы вхарактерно/ и (б) для спасения Баранова от подозрений со стороны Гебеля и спецколлегии.

Какую жертву и кому принести, чтобы вы это написали! Только скажите, я притащу.
Очень, очень хочется про дальше)))
И спасибо вам еще огромное еще раз, так согрели среди этой холодной мрачной зимы!

[анонимный декабрист]

Ну что ж, насколько я понимаю, деанонимизация предусмотрена правилами, так что была не была))
Правда, мой ник вам ничего не скажет, аккаунта на фикбуке или дайри у меня нет. Это исполнение - первая проба пера Просто ваша заявка заведомо с проблематикой (для начинающих авторов это важно)) и она шире, чем большая часть, предлагаемых на фесте. Удержаться и не написать было сложно. Вроде того, как Баранову не броситься считать))

А вот с 2.29 соответствовать заявке не получилось, потому ли что рейтинг - это катастрофически не мое или потому что мне сложно представить, чтобы П.И. вот так бы взял и изменил Революции, не знаю

С недавних пор у меня есть твт, я там подписана на тех, кто делал/ет исторические треды по декабристам, и мне кажется, на вас тоже. Впрочем, могу ошибаться, там другой ник, не МКБ-10, так что очень может быть, я путаю.
Justaguest0o0

[Гость]

Какой отличный текст! Сердец вам, автор!

[МКБ-10]

анонимный декабрист, подписалась на вас, где только можно (а можно только на фикбуке - как я поняла))) И с живого теперь не слезу)))
В смысле... ну оба исполнения замечательные же! Если вы начинающий автор, то всем бы так начинать.

Удержаться и не написать было сложно. Вроде того, как Баранову не броситься считать))

Продолжайте, продолжайте, пожалуйста считать эту треклятую чечевицу, потому что это увлекательнейший живой мир с очень цельными героями, о которых хочется узнать как можно больше!
На твиттере я Примитив жизнерадостный, так что энное время точно знакомы, хотя исторические треды у меня не то, чтобы основная часть программы))))

[Siegfrieda]

Я думаю, после окончания тура уже нет смысла в анонимности, пусть так будет.
Прошу прощения, тут все немного свиноебы.

1/?, 733 слов

Удивительно, но даже зная наверняка, в силу ли какой-то изначально заложенной симпатии, или просто от привычки к его внешнему облику, этой-то характерной его особенности Сергей не заметил. А вот Гебель на их беду - заметил. И теперь, приподняв голову Баранова за подбородок (хорошо, что коротко стрижен, а то мог бы и за волосы, подумал Сергей), демонстрировал прикусившие платок действительно очень острые клыки. Баранов не прятался уже, сверкал из-под ресниц красным зверьим огнем, - будто костер виднелся среди деревьев в ночном лесу, - да и смысла не было прятаться: платок чей-то изобретательный ум смочил святой водой, и кожа под ним припухла и покраснела. Но Сергей все равно досадовал на Баранова, что не затаился, что не удалось удержать эту тайну, и вот приходится придумывать, что делать, впопыхах.
Что делать с Гебелем, в первую очередь. Баранова он ему на заклание не отдаст, пока не совершит, что задумал. Задумал - но не решился, и еще долго размышлял бы, если бы не этот глупый случай, не ко времени, хотя что да когда у них было ко времени...
Дрянная суета, с досадой подумал Сергей. Унизительная, недостойная, гадкая. И приходилось браться за нее, потому что дожидаться достойных способов уже мочи нет... Вот оно, он вспомнил: мочи нет. Терпеть, быть слепым и глухим, отворачиваться от грязной правды и словно самому себе затягивать удавку на шее, потому что он ведь не слеп и не глух, и обманывать себя не может.
Получив выговор - за невнимательность - и распоряжение, как обойтись с упырем, он был отпущен, но проследив, что полковой командир отправился по своим делам, вернулся. Караульный не моргнул глазом, когда Сергей прошел к арестанту, только что быв у него. Расхлябанность, всюду она, обыкновенное разгильдяйство, а вовсе не ему, Сергею, верность, и не будь Сергея, она останется, как ветер в поле, и понесет, понесет восставший полк, без пути, без цели. Надо было быть, как Павел, тот умел держать дисциплину и сочетать ее с солдатской преданностью не чрезмерно, не так, чтобы это могло повредить службе - ведь и после революции солдатам было должно служить.
В тюремной комнате он опустился рядом с Барановым на колени, развязал ему рот, платок комом отбросил в сторону.
- Подвели вы меня, Сергей Алексеич, - вырвалось напрасное.
Баранов смотрел своим красным взглядом, хотел отпугнуть. Воспаленная полоса шла от углов губ по щекам до кромки волос, на глазах бледнея. Он ждал, правильно угадав, что у него попросят, и Сергей пытался мысленно сформулировать это иначе, не как вымогательство у несчастного заключенного, а как милость от доброго начальника, но и тут, и тут не мог себя обмануть.
- Хочешь на свободу? Как беглому прятаться, но жить?
Предложение так себе, он даже тоном не смог этого скрыть.
- Хочу.
- Тогда сделай кое-что для меня.
- Что, Сергей Иванович? - спросил Баранов как будто ободряюще. Дрянное какое всё, снова подумал Сергей.
- Хочу твой укус, - сказал он вслух, внимательно глядя на арестанта, гренадера Черниговского полка, бывшего майора, тварь мерзкую, богопротивную.
Баранов в задумчивости откинулся из своей полулежачей позы в просто лежачую, посмотрел задумчиво в закоптелый потолок. Сергей потянулся к его связанным ногам, но Баранов дернулся в сторону:
- Я еще не сказал "да".
- Какой у тебя есть выбор? Они ведь долго тебя убивать будут, Баранов, пока не найдут способ. А я им подсказывать не стану.
- Ваша речь о включении меня в тайное общество была не в пример слабее.
- Время. Нет его на разговоры.
И Баранов свой огненный взгляд погасил, на живот повернулся, подставляя руки в путах.
- Стой. Клятву с тебя взять хочу, что обещание выполнишь.
Баранов как будто усмехнулся.
- Чем хотите, чтобы поклялся я?
И правда, чем? Матерью да жизнью Сергей бы не удовлетворился, но в глаза бросилась сученая засаленная нитка под воротом рубахи. Длинная, уходила она далеко под грудь, не как носят православный крест. Бесовское знамение? Черный крест, перевернутый? Сергей потянул за нее и выудил крестик серебряный - самый простой, легонько покачнувшийся.
Баранов глаза отвел.
- Это зачем? - спросил Сергей.
- Не ваше дело.
Крестик плавно сполз по нити до голой кожи плеча и оставил на нем розоватый ожог.
- На нем клянись.
- Грех это.
- Да тебе-то что?
И Баранов поклялся на кресте.
С уговором, что Баранов явится к нему сегодня же ночью, Сергей оставил дверь незапертой, велел не трогать караульного, наверное зная, что тот бы и не стал. Хотелось тыкать его в нелюдскую сущность, как в больную рану, которая то ли Баранова, то ли своя.
Про Гебеля однако же так не сказал.

[МКБ-10]

Ого! Огоооооо. Это так кинематографично и ярко, что как будто эпизод из реального фильма посмотрела. Как будто в СС так и было: клыки поверх платка, след от святой воды от уха до уха. Взгляд красный.
Сожрет же Гебеля, а! Сожрет - и поделом.
А Серёжа здорово, но страшно придумал... Очень тревожно за него.
И крестик... крестик-то зачем?

Очень взволнована этим фрагментом и очень-очень хочу дальше.

Господа авторы оба двое, ваши умирательные онгоинги меня в гроб загонят... Не останавливайтесь!

[Siegfrieda]

МКБ-10, мр!

Стараюсь ловить текст за хвост.
Смена пова, вялый рейтинг, стремные авторские рассуждения, этот поезд в огне

2/?, 703 слов

Он неслышно прошел в сени и заглянул за занавеску, отделявшую Сергееву комнатку. Тот не читал, но сидел за книгой, подперев голову рукой, и пальцы то и дело зарывались в черные пряди, судя по всему, с ненужной силой, и он отпускал себя, старался сесть прямее, косился в окно, будто боялся, что с улицы увидят его мучения, - хотя вернее, что высматривал Баранова.
Тот прошел внутрь, шумно шаркнув по половицам.
- Как обещал.
- Как обещал, - эхом отозвался Сергей, и поднялся с деревянного своего стула.
- Не передумали?
- Даже больше решился, - сказал с детским упрямством, и Баранов подумал: отчего не уйти сейчас, в самом деле, ему-то что в кресте, зато уберечь от треклятого этого существования. Но нет, видел, что уберечь уже нельзя, только защитить, и священные обереги всегда слишком слабы. Да уж, слабы, недобро огрызнулся про себя Баранов. Они ведь не для защиты. Бог никогда никого не хотел защищать. Смысл защищать того, кто все равно попадет к Нему в рай? И не важно, что происходит у них тут, на земле, в мире. Мстительно хотелось не отдать Сергея Богу, а оставить его навечно здесь, в мире. А уж Сергей позаботится, чтобы здесь, в мире, стал рай.
- Ну, давай, - сказал Сергей, расстегивая мундир.
- Не здесь. Вам плохо будет, Сергей Иванович, лучше, если вы ляжете.
- Тогда так, - сказал тот, и на колени встал посреди комнаты.
"Черт бы вас побрал, с вашими выдумками", - подумал Баранов, но спорить не стал, подошел сзади, обхватил под грудью, чтобы сразу поймать.
- Прощайтесь, Сергей Иванович. А лучше вам помолиться бы.
- Нет, не надо, - отказался, и Баранов понял: помолится - передумает.
- Тогда прощайтесь.
- С кем?
- С прежнею жизнью своей. Теперь все иначе будет.
- Давно уже все иначе. И это старое назад только тянет, отвлекает. Пусть уж... с концами.
Баранов напал на него без предупреждения, чтобы не мучался в ожидании. Зубы пронзили кожу легко, кровь потекла сладко, маняще, и Баранов сделал несколько глотков - не больше необходимого, но с дозволенным себе удовольствием. Отпрянул, обнюхал запотевший висок и черные слипшиеся прядки. Сергей прикрыл глаза в обморочном полусне. Можно было оставить его так, и после недели ночных кошмаров и слабости Сергей бы восстановился как ни в чем не бывало. Остался бы человеком.
Но Баранов сдержал слово: потянул на себя не сопротивляющееся тело, распластавшееся на полу, уложил голову на колени, достал припрятанный для этого дела нож и ковырнул острым концом свое запястье.
Потекло обильно, он уронил несколько капель Сергею на губы: важно было не переборщить. С первой судорогой он вставил рукоять ножа ему между зубов, руки прижал к груди, держал так, пока его переламывало и перемалывало, и молился, чтобы выжил, вернее - чтобы не умер насовсем. Когда ноги перестали сучить по полу, а зубы - скрипеть по дереву рукояти от усилия, оба они будто впали в продолжительное забытье. Такое долгое, что в следующий раз Сергей шевельнулся, когда в комнату прокрались ранние розовато-серые летние сумерки.
И когда он шевельнулся, Баранов понял, что кое-о-чем, связанном с обращением, он забыл. И не удивительно: он помнил свое первое утро в дотошных подробностях, но таких, что стыдом пробирало, как будто было это вчера, хотя с тех пор прошел не один десяток лет. Униженное это состояние длилось недолго по его памяти, но невыносимее самих воспоминаний была только мысль, что он мог остаться с этим один на один. Обернувшая его его не оставила и была ласкова с ним, как только бывает ласкова женщина, которая не собирается видеться с вами больше никогда.
Сергей простонал молительно, плохо слушающиеся руки потянулись к одежде, непослушная еще, но уже пришедшая сила сдирала ткань, как гнилые лоскуты. Нужна была женщина, но только жестокий послал бы человека для услаждения плоти молодого вампира. Справиться с ним могла только такая же упырица - или упырь, и Баранов, в этот раз запрещая себе о себе даже думать, но не запрещая жадно рассматривать, протянул вперед ладонь, позволив только о нее тереться. Будто понимая своим звериным, хуже чем звериным уже умом и не требуя большего - там, Сергей зато через рубаху прокусил Баранову бок и пил из него кровь, пока не пришло его удовольствие и он не отвалился насытившейся пиявкой с колен на голый пол, скрутившись, словно улитка.
Баранов нашел его трубку, забил, раскурил, уселся за оставленную Сергеем книгу и приготовился ждать его пробуждения.

[МКБ-10]

Мать-перемать, это очень кинково
У меня есть фиксация на афтеркер, но чтоб афтеркер после обращения, об этом кинке я не знала...
А ведь хорошо, очень!
Зачем искать упырицу, если можно помочь вот так. Самому. И потом сидеть рядом, курить его трубку и ждать...

Ещё очень задело вставания на колени.
И - мысли Баранова о том, что можно оставить человеком. Он в этой истории так абсолютно практичен, что восхищает до дрожи.

Спасибо!

[Siegfrieda]

есть подозрение, что в форме онгоингов получается хуерга, но

3/?, 730 слов

Мишиного приезда Сергей ждал с тоской и ужасом, и когда тот объявился - взъерошенный, соскучившийся - и догнал его, выходящего от Гебеля после очередной пустой беседы, едва остановил себя от позорного побега. С трудом пережил объятие, Мишины начатые и оборванные фразы: "Как я без тебя... Ты что, опять не спишь? Идем-идем, я привез, умрешь сейчас!.." И пока Миша волок его к дому, думал смешанно: "Нет, не умру. Нет - уже умер". Умер вправду: сердце остановилось тем проклятым утром, еще когда был при нем Баранов.
Тем проклятым утром Баранов сказал, что можно. Жить так - можно неприметно и долго, ведь голод приходит редко, на третью-четвертую неделю, и утоляется просто, любым проезжим или прохожим. Своих лучше не трогать - часто, сказал Баранов, иначе обмороки да кошмары привлекут ненужное внимание, а здесь, в глуши, люди просты в своих взглядах на нечисть, на расправу - скоры. Еще сказал, что будет Сергей отныне быстрее, и неприметнее, и сильнее, но не настолько, чтобы перебороть в одиночку десятерых (так Сергей понял, что по Гебелеву приказу скрутили Баранова как раз десятеро), но семерых - вполне побороть. Что не убить его ничем, кроме серебра да святой воды, и что в церковь ему хода нет. Первое же, что он сказал, когда Сергей пришел в себя, было:
- Вот вы и во власти моей.
Сергея, нагого, бесшумно и хищно поднявшегося Баранову за спину, самого обдало оторопью.
- Это что значит?
- Любой мой приказ вам придется исполнить, если прикажу. Не в состоянии будете противиться ему.
Тревожную звенящую тишину, на них опустившуюся, Баранов сам же и разбил:
- Я не воспользуюсь этой силой против вас, Сергей Иванович. Клясться не буду, но - обещаю.
- Для чего же сказал? - на молчание сам себе ответил: - Хочешь, чтобы я знал. Просто - знал.
- Да. Хочу.
И тогда-то Сергей схватился за грудь. Зачем-то принялся считать отстающие все больше друг от друга удары, и долго ждал после пятого, пока не понял, что шестого уже не будет.
- Дыхание сохранится еще ненадолго, но потом станет излишним. Но если нравится - можете дышать.
Обожгло кругом шеи - серебряная цепочка, будто приняв окончательность превращения, отказалась от него, и Сергей дрожащими руками снял ее и оставил в руках, не обращая внимания на жжение.
- Отчего я не умираю? Это ведь серебро?
- И серебром рану нужно нанести смертельную - по человеческим меркам. Ведь все в вашем организме продолжает жить, Сергей Иванович, просто немного по другим правилам.
- "Немного по другим правилам". Это по чьим же?
- А как хотите, так и думайте.
- А ты как думаешь?
- А я никак не думаю.
- Но крест носишь.
- Крест ношу.
И Сергей опять - потянулся, но уже не за нитку вытащил, а развел сидящему Баранову в стороны широкий ворот рубахи, внутрь глянул, как лежит под грудиной и обжигает красноватую кожу крохотное распятие. Без спроса снял его, развязал свалявшийся за столько лет, сколько Сергею на роду не было, узелок, легко раскусил нитку - человеком бы не смог, и половину с крестом вернул Баранову, а над другой начал хозяйничать сам, снял свой крестик с цепочки и обожженными пальцами попытался нанизать на нитку, и все путался в распушившемся кончике, а потом и перед глазами поплыло от выступивших, как в детстве, слез, и все хотелось спросить, но страшно было, прекратятся ли слезы, как биение сердца и дыхание, и отчаянно хотелось, чтобы не прекращались, будто пока сохранилась при нем возможность плакать, все поправимо.
- Ничего уже нельзя поправить, Сергей Иванович.
И это было последнее, что он ему сказал в то проклятое утро.
Оставшись с ним наедине и передав письмо от брата из дома (Сергей подумал, что желал бы страстно его порвать и сжечь, потому что принадлежащим семье себя больше не чувствовал) Миша - только он мог такое забыть от радости встречи - спохватился и шепотом спросил:
- Правда? Про Баранова.
Сергей устало кивнул.
- Вот ведь курва!.. - Миша обругал его крепко, по-польски, потом добавил: - Мне всего жальче твоего к нему доверия. Ну да умнее будем впредь...
И Миша завел про свое путешествие, как кот Баюн - знакомую сказку, и как прежде, Сергей его слушал, не перебивая, а думая о своем.
Миша рядом. Никто его не доискивается в его полку, и все то же: разгильдяйство и верность, как будто одно подменяет другое, да не там, где надо, и все опять завязано на Сергея, и если его не будет...
Но он будет - одернул себя, не привыкший еще к новой мысли. Он теперь всегда будет здесь.

[Siegfrieda]

МКБ-10,

[МКБ-10]

Серееееежа. Вот сам все решил, и самому же плохо теперь. Господи, ну что за человек такой страшный.
От «Вот вы и в моей власти» взвыла в голосинушку. Не нужно даже использовать эту силу, важен сам факт, от него одного уже трясёт ведь.
А ещё какой хороший славный Миша... Что-то будет с ним теперь, а.

Помираю как хочу дальше. Хочу ещё рефлексии Сергея и пова Баранова, и вообще всей этой атмосферы. Ух, мощно выходит

[генвария]

Siegfrieda, какая у вас выходит чудная, атмосферная вещь, ух! замечательно просто

[Ни-Аптерос]

Автор 1, спасибо, отличная история! Атмосферно и есть это прекрасное ощущение тихой чертовщины, которая прячется по углам , за раем зрения - вроде не видно, а она есть. Вся сцена с чечевицей - это любовь! Упырь, пытающийся дотянуться до крови сквозь решётку, зелёные огни глаз Баранова, "не к Богу, к человеку" -
Однажды обязательно доползу и до продолжения на фикбуке!

Siegfrieda, оооо. Оооооо. Очень поглажен мой хэдканон, что с Барановым себе Сергей позволяет то, что с другими не позволил бы. Эта досада, проскакивающие в речи удары - потому что самого ломает, и жжёт жуткое принятое решение, и потому что Баранов - позволит. В этом контексте, конечно, великолепно выстреливает сцена "теперь вы будете все мои приказы исполнять". Очень. И классно схвачена эта взаимная фамильярность - в открывшейся свободе прикосновений, в более небрежном выборе слов, - которая рождается, когда вы вместе вымазываетесь в чём-то стыдном и неприятном.
И отдельно очень, очень в строку этот рефрен про всеобщую армейскую расхлябанность, разгильдяйство, безразличие, зверство и осатанелую скуку, из которых как будто и складывается зыбкая верность - верность, в которой от любви не больше, чем от нечего делать.