Заявка 2.40

[Union of salvation]

трубелеевы, wing fic, канонный сеттинг, драма.
крылатый Трубецкой и бескрылый Рылеев, который верит, что такой человек, как князь, не может не повести за собой людей. момент разочарования.
если ещё красиво заметафорируете (не)наличие крыльев, заказчик вас зацелует.

запись создана: 22.11.2020 в 22:00

Comments

[анонимный декабрист]

Исполнение 1,
634 слова, публикация отрывков разрешена

Главное, не помнить. Не думать. Что бы он отдал, чтобы только суметь забыть! Все бы, кажется, отдал, все, что осталось. А впрочем, осталось ли у него что-нибудь кроме воспоминаний?

Восемь шагов. От стены к стене. Никогда бы не подумал, что стены могут так давить.

Не помнить, как впервые увидел его. Забыть его голос, его прикосновения, его склоняющееся улыбающееся лицо. Его крылья.

Огромные в размахе, безупречные, белоснежные... Сразу выдающие древность рода. Соперничающие в своем великолепии с крылами самих венценосных особ. Не чета черным, острым крыльям пехотного полковника, приезжавшего с Юга вести переговоры об объединении. Или даже крупным, но серым и вечно каким-то растрепанным крыльям Никиты Муравьева. Или, тем паче, маленьким, сизым крылышкам вестника-мальчишки, несколько раз приезжавшего от Апостола с Юга. Никого, подобного ему, казалось, за всю жизнь не видал.

Десять шагов от двери к зарешеченному окошку. Холодно, а впрочем, какая разница...

Ему говорили, ты ослеплен, ты не видишь. Пытались предупредить. Он не верил. А во что-то верил и втайне полагал, даже если так, пускай. Пускай даже он хочет власти для себя. Пускай! А разве Пестель не хочет? Допустим, он старается отодвинуть лидеров южан с корыстным умыслом. Но неужели будет это в ущерб общему делу? А, может, как раз наоборот. Поди разбери этих южан с их республиканскими идеями. Допустим даже, что хочет он сохранения института монархии, потому что жаждет основать новую династию. Пусть так, и что ж с того? В пурпуре и золоте, подобный древним императорам, что бездонными черными глазами смотрят с мозаик в древних итальянских базиликах, разве не был бы он великолепен, органичен, совершенно на своем месте?

Сколько раз, касаясь его темных волос, представлял, как на них ложится сияющая императорская корона. Сколько раз, целуя его, мешал любовные клятвы с клятвами в верности. Сколько раз про себя признавал то, что не решился бы озвучить при остальных: если их диктатор – как раз благодаря ему, главному певцу восстания, и провозглашенный диктатором – пожелает того, с готовностью сложит свою лиру, весь талант свой, все свое влияние к подножию его престола.

Если прижаться лбом к серой неровной каменной стене и крепко зажмурить глаза, можно представить, что касаешься золотой мозаики, восславляющей нового императора. Представить хоть на миг, что все обернулось иначе.

Нелегко наблюдать сокрушенного кумира. Тяжело, должно быть, Волконскому было видеть кровавые рубцы от железного венца на лбу главы южной директории. Нелегко, должно быть, было мальчишке Бестужеву смотреть на перебитые картечью крылья его Апостола. Но это не то. Не то! Никому из них не понять и ни за что не почувствовать то, что чувствовал теперь он. А впрочем, разве они хоть когда-то могли в полной мере понять его – бескрылого с рождения, худородного, добившегося всего одним трудом своим, своим словом и поверившего, отчаянно поверившего, как никогда прежде не верил? Нет, никогда не понять им. Не понять, каково это знать, что его кумир, его диктатор валялся в ногах, плакал униженно, волоча свои огромные крылья по полу, пресмыкаясь, предавая вперед заданных вопросов.

Нет, не думать, забыть. Восемь шагов. Раз, два, три, четыре, три... Нет, три уже было. Сбился.

А потом еще читать опросные листы и понимать, что кумир, изворачиваясь, изгаляясь, перекладывает вину на других. Не только на южан, нет, но и на него - на него! А потом, изводясь в тишине каменного мешка, ждать очной ставки. А потом смотреть, как он прячет глаза, отводит трусливо взгляд и соглашается. И видеть, что когда-то прекрасные крылья его поникли, словно у старика, и посерели от грязи.

Десять шагов от двери до стены, где зарешеченное оконце.

Его не ставили на колени, не ломали бесконечными допросами. Он предпочел сам опуститься, припасть к земле и ползти, спасая себя и нимало не заботясь о том, что станется с тем, кто был готов обрушить всю жизнь свою к его стопам. И ныне вместо порфиры его крылья – такие мягкие, теплые… – нет, не думать об этом! – покрыты комьями грязи.

Холодно. А впрочем, это не важно... Вот если бы можно было не думать, забыть, не помнить.

[ginger_toffee]

Я вот себя сейчас как-то так же чувствую...
Какая это была искусная жестокость с вашей стороны, дорогой автор. Как теперь хочется выть от несправедливости. Невыносимо.

Тяжело, должно быть, Волконскому было видеть кровавые рубцы от железного венца на лбу главы южной директории. Нелегко, должно быть, было мальчишке Бестужеву смотреть на перебитые картечью крылья его Апостола. Но это не то. Не то! Никому из них не понять и ни за что не почувствовать то, что чувствовал теперь он

После этого просто не встала уже.
Но не только. Даже слов толком связных нет что-то сказать. Вы так точно ухватили такую сложную и болезненную тему, как предательство, что ощущения такие, будто это ты поверил, а тебя предали. Все через себя пропускаешь. Очень больно и потрясающе хорошо написано, спасибо.

[Siegfrieda]

Или, тем паче, маленьким, сизым крылышкам вестника-мальчишки, несколько раз приезжавшего от Апостола с Юга.
Вот здесь я как начала реветь, так и не перестала.

Сколько раз, касаясь его темных волос, представлял, как на них ложится сияющая императорская корона.
Да блин(((

Нелегко, должно быть, было мальчишке Бестужеву смотреть на перебитые картечью крылья его Апостола.
Зачем рыдать, когда можно выть.

Спасибо, было плохо, замечательно написано((((

[JamieAmber]

ААААААААААААА, вот огромное человеческое спасибище за исполнение моей заявки, мой дорогой замечательный автор!
В пурпуре и золоте, подобный древним императорам, что бездонными черными глазами смотрят с мозаик в древних итальянских базиликах, разве не был бы он великолепен, органичен, совершенно на своем месте? — это вот прям очень-очень красиво и представлятельно, я вою!
А вот на этом кусочке моё сердечко не выдерживает абсолютно: Тяжело, должно быть, Волконскому было видеть кровавые рубцы от железного венца на лбу главы южной директории. Нелегко, должно быть, было мальчишке Бестужеву смотреть на перебитые картечью крылья его Апостола.
Ещё раз огромное спасибо за исполнение!

[Bradly]

Автор, Вы прекрасно передали столько отчаяния, что его хватило не только на Кондратия, но и на читателей...с головой...спасибо большое, это было прекрасно, хоть и очень больно!

[генвария]

тут много раз цитировали уже - про чужие крылья, Трубецкого в пурпуре - знайте, я тоже после этого лежу

чудный, страшно больной текст, спасибо вам за него огромное

[Гость]

Огромное спасибо за каждый отзыв!!!
И отдельная благодарность автору интереснейшей заявки!