Заявка 3.9

[Union of salvation]

Пестель/Миша Б-Р. Оба влюблены в Сережу М-А, и в определенный момент это вскрывается.

запись создана: 08.03.2021 в 21:27

Comments

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, 2200 слов, отрывки использовать можно. Исторический канон тут и не лежал, основано на образах, показанных в фильме. Таймлайн - до Семёновской истории.

Часть 1

Интересно, Серёжа когда-нибудь задумывался о том, как он красив? Эта мысль навязчиво крутилась у Мишеля в голове, стоило ему в их совместные вечера выпить шампанского чуть больше обычного. Он сразу начинал замечать и думать — о том, как Сергей Иванович наклоняет голову, слушая собеседника, как улыбается дружеской шутке или взрывается мягким смехом, если услышал вдруг что-то эдакое, о том, как играют отсветы свечей в его волосах, как искрятся глаза и как он порой оборачивается, чтобы посмотреть на Мишу вопросительно — нет, ну ты слышал? У Миши тогда всё внутри сладко обмирало, он старался улыбнуться ему в ответ по-дружески солнечно, той самой улыбкой, после которой он слышал больше всего комплиментов. Серёжа любил такие улыбки. А Миша любил его. И вовсе не шампанское было тому виной.

Нет, несомненно, Сергей Иванович тоже его любил, Мишель об этом знал и видел тому множество подтверждений. Как он первый делом сообщал о всех новостях, обсуждал с ним даже неважные мелочи, беспокоился о каких-то пустяках, вроде Мишиной дуэли, позвал в тайное общество, в конце-то концов. Человек посторонний мог бы сказать, что у Муравьева с Бестужевым-Рюминым какие-то отдельные секреты и даже чуть ли не язык тайный, или знаки они друг другу как будто подают, чтобы в спорах выступать единым фронтом — один подмигнул, другой кивнул, и вот уже разносят собеседника в пух и прах. Миша много такого слышал, уж слух-то у него хороший, и усмехался. Потому что никаких тайных знаков у них с Серёжей не было — просто они понимали друг друга очень хорошо. Пожалуй, даже слишком хорошо. Именно поэтому Миша давно уже знал, что они с Серёжей понимают друг друга во всем, кроме одного.

На самом деле это всё было пустое, глупая страсть, сочетание молодой бедовой головы, жгучего сердца и слишком обаятельного объекта обожания перед глазами. Миша знал, что это постыдное желание уйдет, ждал этого момента, а пока старался быть таким же верным и обходительным другом, каким Сергей Иванович был ему. Да и не нужно было ничего сверх, у Миши и так всё было! Они и без того близки, словно братья, словно и его фамилия тоже Муравьев — ну никакой разницы, свой, родной крови. Ради такой благосклонности Миша был готов в лепешку расшибиться, хоть звезду с неба, но в обычной жизни такого не требовалось. Что ж, тогда оставалось развлекать всех на общих вечерах — искрометно шутить, фокусы показывать, да байки, подслушанные в казарме травить. Всем веселье и отвлечение от тяжких дум, и Серёжина улыбка в награду — только ему одному.

Но даже когда Серёжа одаривал своим драгоценным вниманием кого-то другого, Мишель не позволял черной ревности отразиться на его лице. Знал свою особенность и на общих вечерах, порядочно захмелев, отсаживался от всех в дальний угол и наблюдал за разговором оттуда. Сам старался помалкивать, но позволял себе любоваться Сергеем Ивановичем бесстыдно — тот, когда раззадоривался во время спора становился по особенному очарователен.

— Интересно, Сергей Иванович когда-нибудь задумывался, как он красив?

Миша едва не свалился со банкетки — голос рядом словно озвучил его мысли. Он поднял глаза, оказалось, что рядом стоял Павел Иванович Пестель, который в такое время как раз начинал раскуривать любимую трубку. Трубку он действительно курил, но оказался почему-то именно в этом углу, где ранее Мишу никто не беспокоил. И откуда открывался замечательный вид на весь зал и конкретно на Сергея Ивановича.

Павел смотрел на него насмешливо прищурив глаза, а потом жестом попросил разрешения присесть рядом — словно у девицы! Мишель вспыхнул.

— А вы, значит, задумывались неоднократно, Павел Иванович.

Он дерзил, но Павел как будто и не заметил, и устроился рядом несмотря на так и не полученное разрешение.

— Задумывался, отчего ж нет. И вижу, что у меня есть единомышленники.

В том, как Павел сложил губы, выпуская дым, было что-то темное и порочное. Или это что-то наконец заворочалось внутри у Мишеля, что-то, от чего вскипала кровь и вовсе не так, как при взгляде на Серёжу.

— Во имя наших дальнейших дружеских отношений, я бы посоветовал вам держать свои мысли при себе.

Снова дерзость на грани грубости, но Павел так изумленно и комично приподнял брови на слове «дружеских» — ты ба! Мишель понял, что он проигрывает.

— Полно вам, Михаил Павлович, у вас всё на лице написано. И не замечать этого может только наш дорогой Серж.

Миша хотел было прошипеть ему на ухо что-то вроде «не смейте произносить его имя таким тоном!», но вдруг прозрел. То, как Павел Иванович держал мундштук губами, как задумчиво смотрел ровно туда же, куда и Миша минутой ранее, и то, как произнес это «дорогой Серж». Мишель улыбнулся, наклонился к его уху и прошептал, едва ли не касаясь губами кожи:

— Да только вас он тоже не замечает.

Павел отстранился, впился в него взглядом, но ничего не сказал. Мишеля кто-то окликнул, он поспешил встать, делая вид, что направляется за очередным бокалом и заодно продолжает участвовать в общем собрании.

Они с Павлом еще раз пересеклись уже на выходе. Скрестились взглядами, Павел даже его церемонно пропустил вперед, снова, как девицу, Мишель смолчал, как и в первый раз. На улице его под локоть привычно взял Серёжа и спросил понизив голос:

— Вы с Павлом Ивановичем не поругались ли сегодня? Он странно на тебя смотрит.

Миша улыбнулся краешком рта — вот когда ему нужно, он всё замечает! Интересно было бы рассказать об этом Павлу. Он обернулся и вправду увидел этот задумчивый взгляд им вслед, почти тоскливый. Мишель привлек Серёжу к себе поближе за плечи.

— Ну что ты, разве мог я с кем-то поругаться!

— Ох, Мишель!

— В твоем присутствии — никогда. Мы с Павлом Ивановичем просто поболтали, пустой разговор.

[анонимный декабрист]

Часть 2

***

— Вскрываемся.

Миша перевернул карты рубашками вниз даже не глядя на них. Ему было всё равно, что выпало, ему осточертело играть, он бездумно скользил взглядом по комнате, утопающей в полумраке. Что он здесь делает? Почему позволил уговорить себя остаться? Почему задержался до почти догоревших свечей? Почему втянулся в глупую игру? Павел рассмеялся своим ухающим смехом.

— А-ха, Михаил Павлович, снова проиграли.

— Вероятно, это знак, что наш вечер нужно заканчивать, — произнес он без всякого выражения.

— Что, и даже совсем не хотите отыграться? Помнится, в начале вечера, вы были очень настойчивы.

В начале вечера это означает в конце собрания — сегодня встречались на квартире у Павла и Сергей Иванович откланялся раньше всех, потому что был приглашен на ужин к Бельским. Он бросил извиняющуюся улыбку Мишелю, сердечно пожал руку хозяину дома и был таков. А Миша остался. Остался и позже, соврав, что обещал Павлу Ивановичу партию в карты. Он ненавидел играть, ему редко везло, но в голову больше не лезло ни одного предлога. Хорошо, что Серёжа успел уйти, иначе бы мигом его раскусил.

— У меня нет больше денег с собой, Павел Иванович, а играть в долг я не стану. Мундир заложить тоже не предлагайте.

Он попытался встать из-за стола, но Павел ловко ухватил его за руку и Миша шлепнулся обратно на стул.

— Послушайте, что вы несете? Какой мундир, какой долг? Забирайте ваши деньги, не нужны мне они — игра была нечестной, вы за картами не следили даже.

— Не пытайтесь меня оскорбить больше, чем я уже оскорблен. Вы выиграли, значит, деньги ваши.

— А вы оскорблены? — Павел все еще не отпускал его руки, но сам словно забыл об этом, гипнотизировал взглядом, убеждая остаться на месте. — Мишель, какая муха вас сегодня укусила? Расстроились, что проигрались? Бросьте — повезет в любви.

— Вы же знаете, — медленно сказал Миша, — вы же знаете, что не повезет.

Тишину нарушало только оглушительное тиканье часов из коридора. Всех слуг хозяин отпустил еще до собрания, даже свечи они зажигали сами. Павел молчал. С той поры они ни разу не обсуждали Сергея Ивановича, никогда не вспоминали и самого разговора. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю — этого было достаточно. Миша с какой-то отчаянной злостью желал, чтобы это прекратилось.

— Ах да, — Павел наконец оставил его руку и прижал пальцы к губам. Мишель не мог не отметить, что в этом жесте было даже что-то чувственное. — Но послушайте, его ведь здесь нет. И никогда не будет. Можно ли хоть сегодня без него?

Миша сокрушенно покачал головой.

— Вы думаете, я молод, глуп и неопытен, и не понимаю в какие игры вы играете?

Павел вскинул на него глаза.

— У меня никогда не было намерения играть вами, Михаил Павлович. Я прошу вас честно и прямо — останьтесь.

Вопреки просьбе, высказанной в чересчур уж повелительном тоне, Миша вскочил на ноги и нервно прошелся по комнате.

— Вы же понимаете, что я всё про вас знаю, да? У людей в любовной горячке мысли сходятся. Вы никогда к нему не приблизитесь, не будете никем, кроме доброго соратника. Я скажу вам правду — вы ему даже не нравитесь. Он вас терпит только ради общего дела, и даже мне наказал с вами не ссориться — ах, какой пассаж! Не находите в этом иронию? Я вам интересен только как тень, приближенная к нему, отзвук его доброты, отражение Луны в колодце. Вы пытаетесь вычерпать колодец, Павел Иванович, но так вы Луну не достанете.

Мишель замер у окна — ночь сегодня была темной, за тучами не было видно ни месяца, ни звезд. Он не заметил, как во время его страстного монолога Павел встал из-за стола и подошел ближе, вздрогнул только, когда на плечи легли тяжелые ладони. Мундир, так и не заложенный этой ночью, давно уже висел на спинке стула.

— Я теперь послушайте, что я знаю про вас, — Павел говорил шепотом, почти выдыхая слова ему прямо в ухо, заставляя всё темное и жаркое бежать по венам. — Вы смотрите на него действительно, как на Луну. Даже не идол, не кумир на постаменте, а то, чего никогда не коснуться. Вы грезите, что ближе всех к нему и больше вам ничего не надо, но сами знаете, что, — рука Павла скользнула вниз, погладила и сжала через ткань. Миша с трудом подавил рвущийся стон, — вы врете.

Мишель развернулся в его руках и вцепился в полу расстегнутый мундир Павла. Между ними снова была только тишина, заполошное дыхание и тиканье часов в коридоре.

— Вскрываемся, — тихо сказал Мишель.

Павел горько улыбнулся.

— Карты дерьмо у обоих.

Миша потянулся к его губам первый, впился, вгрызся в его рот, на этот раз не сдерживая стонов. Павел шарил большими ладонями по его спине, стискивая задницу, прижимая к себе так, словно хотел вплавить его в себя. Добыть частичку Серёжиной любви хотя бы так. Конечно, такого не могло быть с Серёжей никогда. Да и ни с кем другим, пожалуй.

Павел прервал поцелуй и потянул в спальню, крепко удерживая его за запястье, словно боялся, что Миша вывернется в последний момент и выпрыгнет в окно. Но едва его наконец отпустили, чтобы запереть дверь, он молча начал раздеваться, игнорируя тяжелый взгляд Павла. Не хотелось ни красоваться перед ним, ни позволить раздеть самому. Чернота внутри горела огнем, требовала сатисфакции как можно быстрее. Когда они наконец оказались на кровати, кожа к коже, дурманящая разум страсть немного отступила. Миша вдруг увидел Павла таким непривычно сосредоточенным и в то же время растерянным. Как он смотрел на него, как вел руками по груди и ниже, словно не веря, что это правда происходит. Миша чуть выгнулся в ответ на его ласку, открыл шею для поцелуев и тут же получил причитающееся. Павел ласкал его мягко, уверенно, пристально вглядываясь в лицо — хорошо ли ему.

Мишель фыркнул и потянул его к себе за волосы для глубокого поцелуя. Они соприкоснулись бедрами и спустя несколько движений, он услышал первый короткий стон Павла. Миша усмехнулся в темноту, надеясь, что это останется незамеченным и приглашающе раздвинул ноги. Павел оторвался от его горла и вопросительно посмотрел в глаза.

— Вы правда?..

— Правда. Не бойтесь, ну же. В начале вечера вы были смелее.

О, как же изменилось лицо Павла, эта сосредоточенная жертвенность мигом слетела шелухой. Они снова поцеловались, на этот раз жарко и мокро, Павел прикусил его нижнюю губу и встал с кровати за маслом. Он быстро вернулся, Миша не успел заскучать, лишь лег поудобнее.

Павел ввел в него сразу два пальца и снова зашептал на ухо:

— Часто думаешь о нем, когда ночью один?

Миша выдохнул сквозь зубы, вместо улыбки оскал.

— А вот это точно... не ваше дело. Не тяните, Павел, сколько можно!

От первого толчка все же вышибло дух, и Миша чуть поморщился, прежде чем двинуться. Павел тоже заметил, что перестарался и поспешил извиниться короткими поцелуями и тревожным шепотом. Русский язык мешался с немецким и французским, Мишель быстро перестал разбирать, что вообще ему говорят — ему наконец было хорошо. Он судорожно хватался за чужие плечи, прижимался ближе, старался отвечать попадая в ритм. Павел наверняка думал, что он сейчас представляет Серёжу, но Миша не имел привычки врать себе — с Серёжей никогда бы не было так. И слава богу. Темнота внутри затопила всё тело, наконец урвав себе всё без остатка.

Они лежали рядом, Павел тяжело дышал и смотрел на него — Миша чувствовал этот взгляд. Сам он изучал потолок, не желая поворачиваться и заводить пустую беседу. Понятно, что будет дальше. Он скажет что-нибудь язвительное, Павел окрысится в ответ, он быстро соберет свою одежду, оденется в коридоре и сбежит, остужая горячие щеки на все еще ночном воздухе. Кто-нибудь обязательно помянет всуе имя Сергея Ивановича. Серёжа, Серёжа, Серёжа. Незримый призрак, третий в комнате и постели, светлый, сокрушенно качающий головой.

— Надеюсь, вы теперь не пришлете мне приглашение на дуэль.

Миша всё же повернул голову и встретился с Павлом взглядом.

— Зачем?

— А шут вас знает, вдруг захотите стреляться. После такого оскорбления. К тому же, я знаю о вас слишком много. Теперь.

Миша запрокинул голову и расхохотался. А потом коснулся щеки Павла ладонью.

— Нет, вызова к барьеру не будет. Но сейчас мне действительно пора.

Он встал с кровати и начал медленно одеваться, на этот раз красуясь ради все еще лежащего Павла, лениво рассматривающего его в полумраке.

— Могу ли я надеяться...

— Да. На все вопросы — да.

В коридоре все еще оглушительно тикали часы, а на улице предрассветная прохлада мгновенно обожгла все еще горящие щеки, но теперь Мише было спокойно.

fin

[анонимный декабрист]

Я очень извиняюсь, но так совпало, что сегодня вечером здесь есть ещё и модерн!ау.
1200 слов. Не уверена, что точно попала в заявку. Рейтинг высокий, а пестужевы в итоге превращаются в трисам. В твиттер можно.

Исполнение 2

Серёжа ловит их “на горячем”, когда Паша с Мишей пьяно и исступлённо трахаются во время очередной пятничной попойки. У всех есть такие друзья, влюблённые и жадные друг до друга, но, затаскивая Мишу в узкий закуток ванной, Паше абсолютно плевать, кто будет закатывать глаза, если у него будет шанс дотронуться до своего… Миши. Всю рабочую неделю сил хватало разве что подрочить на его голую задницу в телеге, и, стащив удавку галстука с шеи и накатив по первой, Паша наконец-то может отпустить себя.

Мишу особо уговаривать не приходится, так ярко горит он ответным желанием. Найти смазку в ванной — заметим, это их собственная ванна — плёвое дело, а растянуть и вставить в уже трясущегося “скорее, скорее, скорее” Мишу два пальца — вообще чистое удовольствие.

Наверное, одно дело знать, что твои друзья трахаются, а совсем другое — застать их за процессом, когда просто зашёл в ванну помыть руки. “Давно обещал поменять щеколду на двери,” сверлит в Пашиной голове одинокая мысль. Увидев их, Серёжа зажмуривается и замирает в дверях, но почему-то не уходит сразу. Отчаянно краснеет в скулах и, видно, хочет что-то сказать, прежде чем разум берёт своё, и он, по-военному развернувшись на каблуках, не убегает, но совершает продуманное отступление.

Совсем-совсем другое — это Миша. Паша прижат к нему настолько плотно, интимно, что не может не чувствовать, как , стоит ему увидеть Серёжу, тот сжимается вокруг его пальцев. Дёргается всем своим существом — к нему — и в сторону от Паши.

Для этого разговора требуется больше выпивки.

— Это перестаёт быть открытыми отношениями, если ты влюблён в кого-то ещё, — замечает он в воздух уже под утро, когда гости ушли, а у них, усталых и растраханных, кончаются силы для того, чтобы игнорировать слона в комнате. Слова складываются неправильно, но Паше важно подтвердить, признать вслух, что он готов его отпустить. — Признайся ему, дураком надо быть, чтобы сказать тебе “нет”.

Миша сонно шевелится, но как и всегда понимает больше, чем Паша хочет сказать. Он под одеялом пинает его под коленку — не больно, просто чтобы выразить своё отношение, и не поддаётся на провокации.

— Херню несёшь.

Паша молчит, и Миша снова ворочается, устраиваясь у него под боком, а затем предрассветные пять утра наконец-то берут своё.

Серёжа продолжает смотреть.

Да Паше и не жалко — смотри сколько влезет, бери — только ты ж такой правильный, Муравьёв-Апостол, и сам не захочешь. Паша бы не отказался, если бы ему дали хоть малейший шанс, только с ним идеальные обычно не задерживаются. Хотя вот Серёжа остаётся: ругается, громит при каждом удобном случае, пьёт с ним до утра, строит совместные планы на лето.

И теперь ещё смотрит, когда думает, что Паша не видит.

Миша яркий, Миша светлый, люди к нему тянутся, и, стоит тому поверить в свои силы после того их разговора, Серёжа попадает под эту магию тоже. Они переговариваются в стороне, Серёжа смеётся, откинув голову, и кладёт руку Мише на плечо. Паша давится ревностью, но не может решить к кому. Он гордо держит лицо и не уходит курить на балкон (он в принципе не курит, и конец света — недостаточный повод, чтобы начинать). В этом их сценарии Миша — сладкоголосая сирена, а Паша одинокий моряк, потерпевший кораблекрушение вдали от родных берегов. Серёжа, кстати, всегда порывался спасать людей, жалко на таких, как Паша, это не распространяется.

Вместо спасения, Паша старательно давит в себе ростки надежды и с остервенением смывает с себя в душе следы его взглядов.

— Я пригласил его к нам сегодня.

Они старательно не обсуждают это с Мишей, но вы пытались остановить восход солнца или прилив или Мишу Бестужева-Рюмина, когда тот пытается сделать, как лучше?

Он признаётся ему дома прямо в прихожей, и Паша ощутимо осознаёт, как скоротечно время и что он может в подвиг, он чувствует в себе силы изменить историю, но то, что кончается — кончается, и остановить это никак нельзя.

Он тянется к Мише в последнем приступе нежности, но страсти захватывают его с головой, снося столь тщательно лелеемые им барьеры и резолюции. Миша охает от неожиданности в поцелуй, но покорно раскрывает рот, обнимает за плечи. Миша свой, родной, и как никто заслуживает любви, и на самом деле Паша привык оставаться один и сейчас только хочет ему показать, что у них было, хоть у него и есть для этого последний шанс.

Он выцеловывает их совместные воспоминания на его лице, шарит по груди и бокам, силясь запомнить его таким. Задевает пальцами соски, Миша фыркает в поцелуй, чувствительный, и Паша стягивает с него майку, раздевается сам, опускает голову ниже, лаская языком и вдыхая горячий воздух вдоль острых ключиц. Миша не отстаёт, захваченный той же бурей, целует его макушку, вдоль кромки волос, проводит острым кончиком языка вдоль ушной раковины и вдруг остро сжимает между зубами мочку.

Боль на секунду отрезвляет. Паша подхватывает его под задницу, а тот заливисто хохочет и обнимает его ногами. Ладони идеально ложатся на ягодицы, будто созданные для Паши, и он сжимает и мнёт их, пока Миша бесстыдно стонет, подставляя горло, на котором завтра утром будет красоваться алый засос в форме Пашиного рта.

Последний подарок.

— Выеби меня вот так, — командует Миша, ослеплённый очередной гениальной идеей. И Паша матерится, что не догадался стянуть с него штаны ещё раньше, практически бросает его на пол, чтобы выполнить любую просьбу.

Поднять его в воздух обратно оказывается не так просто, но Паша рад этой ноше. Он держит крепко и притирается к его животу, а Миша помогает им обоим одной рукой, а второй держится за его шею. Крепко, как ошейник.

Движения выходят короткими, оборванными, но им обоим, кажется, хватает. Между ними жарко и влажно, Миша надсадно дышит где-то выше и шепчет его имя, а Паша прячет горящее лицо в его шее, запоминая текстуру, вкус и запах, и ненавидит каждую секунду, приближающую их к оргазму.

За шумом в ушах он не слышит звука открывшейся двери. Слышит только, как молитва из “Паша, Паша, Паша” сменяется протяжным “Серёжа-а-а”, когда Миша неожиданно кончает, глядя куда-то за его плечо. Дверь захлопывается с финальным хлопком, и Паша кожей ощущает чужое присутствие в квартире, а потом осознаёт, что к их возбуждённому дыханию примешивается третье.

Серёжа стоит и смотрит, как тогда, но в этот раз Миша наконец-то убирает ладонь с Пашиной шеи и протягивает к Серёже руку, повторяя его имя второй раз:

— Серёжа.

Паша стоит к нему спиной полностью обнажённый, но вместе с тем в первый раз чувствует себя по-настоящему голым.

Когда Серёжа делает шаг к ним навстречу, это становится для Паши шоком. Серёжа дотрагивается до его спины, и он дёргается, как будто он его ударил. Миша что-то говорит ему, Серёже или им обоим, не разобрать, притягивает Серёжу ближе и снова целует Пашу, объясняя не словами, но действиями, раз до того не доходит. Глядя на них, Серёжа уже уверенней кладёт обе ладони Паше под лопатки, выжигая там свои отпечатки и вновь разрушая им выстроенную картину мира.

Слова приходят не сразу, но наконец Серёжа решается:

— Я хочу тоже. Я… с вами.

Паша всегда чувствовал себя лишним кусочком пазла, случайно попавшим в коробку при сборке, и, обнимая его вдвоём со всех сторон, Миша и Серёжа, такие идеальные друг для друга, не попадали в него своими зубчиками, прикрывая его выступы и заполняя дыры в его груди. Но Миша был его, свой, не отдам, а Серёжа наконец-то перестал просто смотреть и выбрал их обоих, и, тая под их губами, руками и признаниями, Паша понимает, что уже впаялся в них так крепко, что хрен вырвешь. И горе тому, кто попытается их у него забрать.

[Гость]

ВСКРЫВАЕМСЯ!
Заказчик сам чуть не вскрылся, пока читал! Такой прекрасный текст и прекрасное все - и то, какие они разные, и как по-разному они эту влюбленность ощущают, и разговоры все эти. Автор у вас такие все прекрасные и Сережа, и Миша и Пестель, Надеюсь эти двое как-то попустятся и обратят побольше внимание друг на друга.
Благодарности вам отсюда и до неба за такое исполнение

Очень довольный заказчик

[хотела бы я быть миссис хадсон]

Исполнение 1
ААААА!! Какие они крутые. Бурные, ревнивые, но во всем мире - только им друг друга и понять. Очень азартно и горячо вышло, а эта попытка перехода на ты! Очень сильно вышло.

[Гость]

Автор 2, спасибо, аж два исполнения, вот это жизнь!
Заказчик правда совсем не любитель тройничков и такой трактовки не ожидал, но текст очень горячий, и отдельное спасибо за то, КАК вскрывается вся эта ситуаций, очень говорящий нюанс в ванной!

Заказчик

[Гость]

Дорогой заказчик, спасибо вам за чудесную заявку Прямо упорола на раз-два-три. Ужасно рада, что попала в хэдканоны, и что вам так понравилось. Конечно, думаю, эти двое как-то вместе скомпенсируют свою безнадежную влюбленность.

ВСКРЫВАЕМСЯ!

ВОТ ЗАПАЛО МНЕ В ДУШУ ЭТО СЛОВО.

хотела бы я быть миссис хадсон, спасибо за отзыв! Ревность как движущая сила в сторону чего-то хорошего. Попытка перехода на ты скорее случайная получилась, кстати

автор 1

[Гость]

Исполнение 1, ащщщщщ, как это красиво, филигранно красиво, как танец или поединок! Все это разговоры за трубкой и картами, попытки поймать и привязать, решительность, нерешительность, общая беда... Невероятная страсть в этом! И так шикарно написано. И Серёжа глазами обоих - оооох, прекрасен.

Исполнение 2, это праздник какой-то! Щеколда, ну надо же. Руки хотел промыть!
Так круто видеть всю ситуацию глазами Паши, залипать на Мише, буквально оказываться в их постели... Горячо адски, все эти их общие воспоминания, засос как подарок, смена «Паши» на «Серёжу», ох. И финал очень... гладящий по кинкам. Собственник Пестель! Не отдаст никому! Спасибо за этот кайф.

[Графиня Барбосса]

Заказчик пришел поорать из под аватарки! Спасибо за исполнения

Автор 1, меня это ВСКРЫВАЕМСЯ теперь преследует везде!

Автор 2, совсем забыла же поорать по поводу цитаты из топей!

[Джорджи Д.]

Графиня Барбосса, йееее, обнимашки! Автор 1 в зале, усиленно делает вид, что ваще никто никого не узнал
Еще раз спасибо за заявку, это было лучшее попадание эвер с "- Вскрываемся! - Два туза! - Я гей!"

Исполнение 1, ащщщщщ, как это красиво, филигранно красиво, как танец или поединок! Все это разговоры за трубкой и картами, попытки поймать и привязать, решительность, нерешительность, общая беда... Невероятная страсть в этом! И так шикарно написано. И Серёжа глазами обоих - оооох, прекрасен.

Спасибо большое за отзыв! Честно говоря, думала им еще и поединок вписать, но потом махнула рукой и решила, что карт хватит для того чтобы все всё о себе поняли))

[Графиня Барбосса]

Джорджи Д., ну все, можно обниматься МНЕ ТАК ПОНРАВИЛСЯ ЕТОТ ФИК НА ВСЕХ УРОВНЯХ БЫТИЯ

[хотела бы я быть миссис хадсон]

Графиня Барбосса, чорд я не смотрела Топи, но, видимо, теперь все-таки придётся! А что там за цитата угадалась?

[Графиня Барбосса]

хотела бы я быть миссис хадсон, "херню несешь", только в оригинале было хуйню и это просто легендарная фраза, прямо вот топями повеяло сразу!