Заявка 1.17

[Union of salvation]

Серёжа М-А/Ипполит М-А, неопытный Ипполит просит брата научить его целоваться, внезапно всё заходит намного дальше. Рейтинг не ниже R. Оба в шоке от происходящего, но не могут остановиться.

запись создана: 16.10.2020 в 22:32

Comments

[анонимный декабрист]

я извиняюсь, дорогой заказчик, тут немного отклонение, потому что вряд ли кто-нибудь будет в шоке

Исполнение 1, 1/?, ~260 слов

Нежность была всегда.

- Иногда я не понимаю тебя, - сказал Сергей, поднявшись со стула и сделав несколько шагов по комнате. - Иногда мне кажется, что ты старше меня и Матвея, старше даже нашего отца. А иногда ты выдаешь что-нибудь вот такое, и я думаю, что ты никогда не прекращал быть ребенком.
- Так ты согласен помочь мне?
- Как бы я смог? С этим тебе надо идти…
Он замолчал. Воспитание не позволило ему предложить общество одной из тех милых барышень, что за плату готовы научить тебя чему угодно, и уж тем более не мог он упомянуть кого-нибудь из их круга, и Поля надеялся, что это рисует ситуацию достаточно безвыходной для него. Сережа остановился рядом со столом, заглянул в тетрадь, улыбнулся, протянул руку и погладил по щеке.
- Нет, - сказал он и вышел из комнаты.
Поля прижал ладонь к тому месту, где только что лежала ладонь Сергея и прикрыл глаза. Рубленое решительное "нет" в иных случаях означало бы безнадежный отказ, полную пропасть его замысла, но не сейчас. Сейчас он должен был услышать вопросы, как именно Поля хочет получить интересующую его помощь, длинную отповедь о неправильности его желания, наказы больше не сметь и думать такие мысли. Наверное, Сергею стоило перешагнуть через себя и назвать хоть одну представительницу прекрасного пола, с которой Поля мог бы обрести первый опыт в науке любви. И Сергей, наставлявший всех вокруг, не должен был упустить случай наставить и его.
Поля взял перо и нарисовал в углу геометрической задачи не то звезду, не то снежинку, не то - цель, которую требовалось поразить.
Брат хотел дать решительный ответ, но вместо этого дал повод задуматься.
Дал надежду.

[Гость]

Завязка сюжета отличная!
То, как Поля разбирает все возможные ответы Серёжи, из которых тот выбрал отнюдь не самый безопасный, то как Серёжа улыбается, держит лицо и потом сбегает из комнаты... в общем, круто, и очень жду продолжения.

[Гость]

Ай, и правда хорошо! Интересно, как дальше развернётся.

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, 2/?, ~500 слов

Нежность была всегда, с самого детства на кончиках пальцев, в вполголоса сказанных словах, в долгих после разлуки объятьях, жила при них домашним псом и незаметно выросла в голодного волка. Поля не помнил, когда захотел чего-то другого, полнокровного, неправильного. Знал только, что случилось это в одно время, как он начал вычитывать из греческих и латинских переводов моменты чувственного соединения героев, богов и людей. Тогда же он нашел для себя, с кем хотел бы разделить такие моменты - с человеком достойным во всех отношениях, благородным, умным, мягким, способным на великую храбрость и великую любовь. Немного позднее решил, что это может быть только брат и никто другой.
Даже после своей нескромной просьбы он не почувствовал чуждости, холодности или страха, которые могли за нею последовать. Возможно Сергей считал, что Поля усовестится и не вернется больше к подобным мыслям. Или же он вовсе не воспринял сказанное всерьез, забыл, как неловко сформулированную фразу. Или же просто не хотел отпускать Полю далеко от себя, был согласен находиться в его обществе, что бы тот себе ни навоображал.
И так однажды, нарушив тишину их уединенного вечера, Сергей спросил, не нашел ли Ипполит, с кем можно было бы решить его затруднение.
- Зачем тебе это? - спросил Ипполит, даже не думая быть резким - просто само так вышло.
- Просто интересуюсь жизнью моего брата.
- Совсем не обязательно для этого знать, це… - Ипполит тяжело вздохнул, надеясь, что не краснеет, - целовался ли я уже.
Сергей никогда почти при нем откровенно не хмурился. Когда он был им сильно недоволен, его лицо каменело, из него уходила расслабленная домашняя мягкость, - оно становилось слишком взрослым лицом сурового военного человека. Как сейчас.
Сергей закрыл книгу, которую читал.
- Опять уйдешь? - тихим голосом спросил Ипполит.
- Ты явно не хочешь со мной разговаривать.
- А ты не задавай вопросы, на которые я не хочу отвечать.
- Ты же задаешь вопросы, на которые я не хочу отвечать.
- Вот и не отвечал бы!
- Поля!
Только после окрика Ипполит понял, что сидел, уперев кулаки в колени и смотрел в пол, и что очень-очень злился. Нет, не злился - был глубоко, больно обижен.
- Поля? Ну иди сюда.
Сергей встал ему навстречу, и Поля упал в его руки, как в спасение.
"Не отдавай меня, не отпускай меня, не оставляй меня".
- Никого я еще не целовал. Я же не умею. Научи.
- Нет. Попроси кого-нибудь другого.
- Кого?
Сергей берет его лицо в ладони, целует в лоб:
- Кого... - целует в нос, - ...угодно.
Быть к нему так близко - невыносимо мучительно, но и отпустить нельзя, ведь это - как надвое разорваться, но Сергей позволит обнимать себя, потому что они делали так всегда и это привычно и незапретно.
И ночью, обняв одеяло, как будто прижимая к себе кого-то теплого, Ипполит ворочал тяжелые мысли, за что Сергей его так дразнит, почему до сих пор не понял младшего брата и не отлучил от себя. Ведь иначе не назовешь его близость, доступную всегда, но слишком далекую от темных желаний Ипполита, слишком чистую в своей непогрешимости. И на все напрашивались только два вывода. Сергей, конечно, все понял, - это раз. И Сергей просто не может его отпустить. Не может себя заставить, потому что тоже, как Ипполит, чувствует.
Это два.

[Гость]

Эх, дорогой автор, в заявку вы, конечно, не попали, кинком был именно стыд и внезапность происходящего. Но всё же очень интересно читать, как вы нагоняете саспенс и как Ипполит сужает круги вокруг барата) Буду ждать продолжения)

З.

[анонимный декабрист]

товарищи, что-то я загнался и забыл, что комментарии - это такая штука, на которую отвечают, прстт!

Гость
2020-10-17 в 21:20

То, как Поля разбирает все возможные ответы Серёжи, из которых тот выбрал отнюдь не самый безопасный, то как Серёжа улыбается, держит лицо и потом сбегает из комнаты...

Спасибо! Сережа тут да, будет долго мучиться, но Поля его домучает

Гость
2020-10-18 в 14:56

Интересно, как дальше развернётся.

вот и мне Спасибо!

Гость
2020-10-19 в 16:24
Звиняй, дорогой заказчик, что выросло, то выросло. Будем надеяться, что еще кто-нибудь загорится, заявка огонь!

[Ни-Аптерос]

жила при них домашним псом и незаметно выросла в голодного волка

Красиво!

И на все напрашивались только два вывода.

Поля явно его дожмёт
Спасибо, автор, классное исполнение!

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, 3/5, ~600 слов

Вкус этой первой злости для Ипполита странный запрет, о существовании которого он не догадывался. Если раньше он не разрешал себе злиться на Сергея и сам боялся вызвать его гнев, то теперь чуть успокоившаяся, но оставшаяся в сердце обида позволяла вести себя подчас совершенно несносно, пререкаться по пустякам, вступать с ним в спор первой пришедшей в голову мыслью, удивляясь тому, как серьезно берется с ним спорить брат: обстоятельно объясняя свою точку зрения даже там, где Ипполит просто хотел вставить поперечное слово. Как будто наконец Поля был умен сам по себе, не чужими и древними афоризмами, и будто первая пришедшая ему в голову мысль может быть не так дурна.
Сергей слыл человеком с умом особого рода. Его суждения не всегда были остры или оригинальны, но его отличало от других то, что никогда сказанное им не расходилось с тем, что он делал. Его можно было упрекнуть в недостатке трезвого расчета, но не в лицемерии. Впрочем, и это было в нем самое поразительное, зачастую он сам мог рассказать, как сделать умнее и выгоднее, но это ничуть не изменяло его личной позиции.
Ипполит пытался приспособить это знание, чтобы понять монотонное, противоречивое, вселяющее надежду "нет". Сергей находил аргументы и для безнадежного спора, а там, где не находил, был убедителен в своей неправоте. Здесь же он сразу уходил в глухую оборону, не предпринимая попыток к борьбе. Какая армия не выступит вперед, чтобы не дать Наполеону глубоко зайти в пределы своего государства?
"Когда люди говорят «нет»?" - рассуждал сам с собою Ипполит. - "Когда у них больше нет других аргументов". Но в их споре аргументов было предостаточно, Ипполит и сам мог назвать не один противовес своему замыслу - плох он был бы, если бы не заготовил предусмотрительно на них ответы, но проблема была в том, что Сергей не вступал с ним в спор. Как будто заранее знал все доводы младшего брата. Как будто заранее согласился с ними, лишив себя возможности всякой обороны, кроме глухого, слепого, обезоруживающего, но не опускающего руки "нет".
Все это еще больше убеждало Ипполита в том, что он уже понял сердцем: чтобы добраться до Сергея, ему осталось сломить этот единственный, тонкий, невидимый барьер.
Несмотря на опасения, Сергей с радостью согласился взять лошадей и прогуляться вместе по любимой ими дороге, кажется, надеясь, что тот вернется к разумному поведению и к прежней их мирной дружбе.
Они спустились к ручью и для переправы должны были сойти с лошадей.
Ипполит помедлил в седле, позвал брата:
- Помоги мне, я, кажется, зацепился.
Сергей протянул к нему руки, как делал, когда Поля был маленьким, и Поля легко соскочил к нему, не дал опомниться - коротко клюнул в губы.
Это был, конечно, нечестный прием, но отчаянные обстоятельства требовали отчаянных мер.
- Тебе, право, проще сдаться, - сочувственно сказал Ипполит. - Ты ведь знаешь меня.
- Упрямство - не добродетель.
- Вот еще! Тебя все считают чуть ли не образцом добродетели, хоть ты и упрям.
- Чей это приговор? - возмутился Сергей, кажется, забыв об их положении, продолжая близко к себе удерживать Полю.
- Спроси кого хочешь, любой тебе это подтвердит. Хватит и того, что ты мне столько времени отказываешь в маленькой просьбе, непонятно чего опасаясь. Никто не узнает.
Было смешно и немного страшно делать вид, что речь идет об одном единственном уроке, и Ипполит не планирует потом все полученные навыки опробовать на своем учителе. Видимо, Сергей тоже вспомнил, что именно этого должен был он бояться: что кто-то их обнаружит за греховным занятием, (в котором, по-правдашнему, не должно было видеть никакой греховности, одну только глупость и баловство), а не того, что не сможет остановиться и навеки из всех любовниц и любовников выберет именно Полю, потому что вдруг он склонил голову и решительно произнес:
- Я зайду сегодня перед сном.
Он развернулся, взял под уздцы свою лошадь, и в глубокой задумчивости направился обратно к дому.
Ипполит не стал уж его преследовать.

[Ни-Аптерос]

Классно описаны рассуждения Ипполита про возможные рассуждения Серёжи) "Нет", которое яснее, чем "да".
Очень жду продолжения *____*

[анонимный декабрист]

Исполнение 1, 4/5, ~700 слов

После мучительного ужина, во время которого им удалось не произнести друг другу ни слова, Ипполит рано отправился к себе, и вечер просидел как на иголках, ничем совершенно не занимаясь, кроме тревожного ожидания и скатывания в комочки свечного нагара. Иногда волнение достигало такой силы, что дрожь пробирала от головы и до пяток, и тогда он вставал и мерил шагами комнату.
Когда Сергей постучал, Ипполит рывком затащил его внутрь, вжался в него всем телом. Сергей, одной рукой прикрывая дверь, другой успокаивающе поглаживая его спину и плечи, спросил:
- Не будем? - и Ипполит не смог бы сказать, чего в его голосе больше: надежды или разочарования.
- Нет, будем, - твердо ответил он и потянул Сергея к маленькой софе, на которой они привыкли вместе разбирать задачки или читать друг другу что-нибудь вслух.
- Ну что, начнем урок? - спросил он, используя старую Сергееву поговорку, от которой он сам обычно впадал в уныние.
Сергей сел к нему полубоком, вздохнул глубоко.
- Никакой большой премудрости в этом нет. Будь внимателен, не слишком напорист, но и не слишком вял. Учи, что нравится твоей даме, не думай только о себе. Поверь, ее удовольствие тебе будет во сто крат приятнее, чем единоличное, неразделенное удовольствие.
Сергей положил ладонь ему на шею, и Ипполиту трудно стало дышать. Он сжимал руки в кулаки у себя на коленях и едва понимал, что говорит ему брат.
- Прежде чем начать, убедись, что твоего поцелуя хотят, потому что нежеланный поцелуй ровно столько же неприятен, как приятен поцелуй того, кого желаешь.
- Я уверен во взаимности человека, которого собираюсь целовать, - легко заявил Поля.
Сергей ему не ответил, но сжал губы и продолжил:
- Начинать всегда надо медленно, постепенно узнавая друг друга. Вот так.
Он приблизил свое лицо к лицу Ипполита, губы напротив губ, но всё медлил, потом заставил его чуть наклониться к себе и поцеловал щеку - его горячее дыханье судорожно прошелестело на ухо, - потом висок, прикрывшиеся от изнеможения веки.
Если Сергей думал, что так, невинно, принимать его нежность для Ипполита будет легче, то он ошибся. Последовавший далее поцелуй в губы заставил его затрепетать, как пламя свечи на сквозняке, а по всему телу будто пошел звон, становящийся все тоньше и слаще, чем дольше Сергей касался его губ, сжимал их своими губами.
- Когда поймешь, что тебе отвечают, можешь сделать вот так…
И Сергей надавил большим пальцем ему на подбородок, заставляя приоткрыть рот, скользнул по приоткрытым губам своими губами влажно и гладко. Ипполит промычал от неожиданно обрушившегося на него жара, потянулся вперед, желая получить больше прикосновений.
- Ничего, ничего, - выговорил Сергей шепотом, и поцеловал еще крепче, чтобы не было слышно этих звуков, этих… стонов.
Ипполит постарался впредь сдерживать себя, он хватался за брата как попало, и Сергей позволял ему, но сам упрямо держал свои ладони строго у лица, иногда направляя нажатием пальцев или слегка поглаживая, но не более. Выдержки Ипполиту хватило до первого, совсем мимолетного прикосновения чужого языка к его верхней губе.
- Сережа… - выдохнул Сергею в рот и, кажется, сильно этим напугал, потому что тот вздрогнул и отпрянул.
- Тише, - прошипел почти сердито, но взгляд выдавал в нем беспомощность, странную беззащитность.
В процессе было что-то от плаванья и верховой езды: нужно было познать эту новую стихию, но потом она вживалась в тебя, становилась второй природой, и он сам уже мог выбирать, что делать, учить, как говорил Сергей, что ему нравилось, и давать это ему, и получать отклик в виде тяжелого дыханья и рваных выдохов, от которого он весь словно занимался огнем.
- Я правильно делаю? - спросил Ипполит, и в ожидании ответа лизнул уже шершавую к вечеру щеку.
- Да, очень хорошо, - и Сергей сжал руку на шее сзади, снова нашел его губы своими, и Ипполит пропал, провалился в ощущения, и оказался совсем не готов к тому, что через пару минут все прекратилось.
- Вот и окончен урок, - улыбнулся брат, обхватив его лицо ладонями и поцеловав в лоб, словно пробуждая, возвращая из опустившегося на них сна, где запретное было возможно.
Сергей поднялся, собравшись уйти, и освобожденное им пространство стремительно заполнилось холодом. Но Поля не хотел совсем прерывать чудесный сон. Он хотел продолжить его в яви.
- Это хорошо, - согласился он и встал следом. - Потому что мне наскучило учиться.
Настал решительный момент, которого Поля так ждал и боялся. Нужно было не отпустить, дать случившемуся продолжиться, и он начал первый: положил руки на шею, прижался губами, забрался в Сережин рот своим языком, поцеловал горячо, всем сердцем, уже, как ему показалось, на равных. Уже всерьез, по правде и навсегда.
Это было так сладко, что можно было умереть, если бы поцелуй не оказался таким коротким, а руки, жестоко отстранившие его - такими непростительно сильными.
- Нет.

[анонимный декабрист]

Ни-Аптерос, спасибо за ваши комментарии! очень им радуюсь!

[Гость]

Оооооой, как хорошо. Не могла прочесть в один присест, пришлось делать остановки и по абзацу продвигаться, жарко-то как, боже мой, вы что творите!

[Ни-Аптерос]

.....просто в пепел.
Какая. Отличная. Часть!
Ничего не могу осмысленного сказать, дышу тоже с паузами.
Спасибо вам, дорогой автор!

[Гость]

Ух, автор, как сейчас хорошо было! Сережа у вас железный, конечно, остановить Ипполита после такго))

заказчик

[Гость]

последняя часть очень кинковая, дымилась вместе с Ипполитом

[анонимный декабрист]

Да, будет еще кусочек, но эту часть можно при желании не читать, она дофига ангстовая, сорян

Исполнение 1, 5/6, ~500 слов

Ипполит был уверен, что ослышался. Нет, это был не конец, не мог быть конец. Сережа его не отпустит, он все сказал в своих поцелуях, ему теперь не отвертеться, хотя он - он никогда и не пытался, кажется? Просто держался немо, как осажденный город, как осужденный, который не может оправдать преступления, которого не совершал. Но Ипполит не собирался сдаваться тоже. Столько всего уже произошло, столько было пройдено, - все мироздание, кажется, посвятило себя тому, чтобы соединить их, сделать родными, и теперь оставался только последний шаг - нет, Ипполит бы умер, но не свернул с выбранной дороги.
- Хотя бы объясни.
- Разве тут нужны объяснения? Тысячи причин.
- Эти тысячи причин не работают.
- Как это?
- Тебе не нужно спрашивать. Ты сам знаешь, как.
Сергей посмотрел на него возмущенным взглядом: как посмел Поля вынести на поверхность то, что он сам избегал, но потом потупил взгляд, потому что по природе своей не имел способности к притворству. Молчать, пока не требуют ответа - мог, но спрошенный прямо уклониться почти никогда не умел, будто был заколдован.
- Да. Знаю, - сказал он, и Поля заулыбался, услышав наконец это подтверждение. - Не заставляй меня отвечать, Поль, и не услышишь плохого вранья.
- Нет уж, соври, - потребовал Ипполит, наступая. Ложь из Сережиных уст говорила больше любой правды.
Долгая пауза воцарилась между ними, и Ипполит молчаливо радовался своей власти: требовать ответов, заставлять сознаваться в том, в чем сознаваться не желал, - все это словно утверждало его в новом статусе самого близкого Сергею человека.
- Если ты хочешь знать правду, то вот она. Я, как и брат наш Матвей, член тайного общества, один из многих. Мы собираемся совершить переворот, свергнуть царя и объявить Россию республикой.
Если бы дом обрушился вокруг них сейчас, Ипполит не был бы так поражен. Да, это было умно - сказать правду, но такую правду, что ее захочется принять за ложь. Он чувствовал, как по-детски испуганно сморщилось его лицо, и знал, что и Сережа вмиг увидел в нем ребенка, по тому, как криво тот усмехнулся и дернул плечом, но словами отолгаться: "Ты же просил соврать, вот я и соврал" уже не смог или передумал.
Повернулся спиной, чтобы уйти, но не двигался с места. Должно быть, прощался про себя.
- Я теперь тебя еще больше люблю, - выговорил Ипполит дрожащим голосом. - И последую за тобой, куда бы ты ни направился. До самой смерти. В самую смерть.
- Нет, - глухо, сипло, страшно проговорил Сергей, и вот теперь Ипполит его понял. Вот что оно значило, это "нет". Но как бы Сергей ни желал, решать за него он не мог.
Ипполит шагнул к нему, не обняться, просто встать вплотную, не мешая Сергею быть одному, только самого себя перехватил поперек живота одной рукой - костяшки другой он прижимал к губам, опасаясь расплакаться. Сердце словно бы ворочалось у него в груди, болело, и было тяжело.
- Прости, - Сергей развернулся к нему, потянул к себе - они не умели быть в ссоре, не привыкли с самого детства. - Прости. Не знаю, что с этим делать. Кажется, на нас обоих лежит проклятье.
Ипполит не трогался из своей позы, только руку от губ отнял, чтобы спросить:
- Если мы оба прокляты... То есть, даже если… разве я не утешил бы тебя?
- Ты меня и так всегда утешаешь. Я бесконечно радуюсь тому, что ты есть.
Поля уткнулся лицом ему в шею, потом поцеловал, почувствовав губами частое биение.
- Разве так не хорошо? Не лучше?
- Тебе не нужно спрашивать. Ты сам знаешь, что да.
- Тогда пойдем? Пойдем со мной.

[анонимный декабрист]

Спасибо всем за отзывы, автор очень рад!

[Ни-Аптерос]

Вот что оно значило, это "нет".

Очень хорошая часть, пронзительная, очень искренняя. Как правда о тайном обществе моментально смещает фокус, меняет угол зрения, масштаб, вообще всё переворачивает. Всей шкурой чувствуешь.

Я теперь тебя еще больше люблю, - выговорил Ипполит дрожащим голосом. - И последую за тобой, куда бы ты ни направился. До самой смерти. В самую смерть.

Вот это прекрасно

Молчать, пока не требуют ответа - мог, но спрошенный прямо уклониться почти никогда не умел, будто был заколдован.

Очень красиво

[анонимный декабрист]

Автор, извиняюсь за некоторые не учтённые в заявке дополнения, но ты ничего не написал про то, разрешены ли сторонние пейринги. Но тут, короче, неграфично присутствуют мирёжи.
Модерн!АУ

Исполнение 2, ~2500 слов, 1/2

Отпускал его с сожалением. Целовались, с мороза, горящие в тепле прихожей щёки, Миша кололся щетиной, смеялся в поцелуй, отстранялся нехотя, будто тянуло обратно, будто сомневался, уходить или нет. Серёжа, конечно, был за второй вариант. Миша — в тёмной прихожей, бархатная синяя зимняя ночь, жёлтые пятна фонарей за окнами, приоткрытая входная дверь, холодный белый свет из подъезда прямоугольником на полу, возбуждённо блестели его глаза — очевидно, выбирал первый.

— На работу утром, вставать в шесть, ну правда.

— Ночуй у меня? Оставлю тебя в покое, выспишься...

— Сам-то себе веришь? В покое он меня оставит, посмотрите на него. Я сам первый полезу — а тебе только повод дай, ну.

Серёжа сдался. Потому что возразить было нечего.

— Но на выходные приедешь же?

Миша поцеловал его, коротко, звонко, так дети целуются:

— Спрашиваешь.

— Спрашиваю.

— Конечно, приеду.

И закрыл за собой дверь снаружи, только замок щёлкнул. Щёлкнул выключатель, наконец-то заливая прихожую светом, нормальным, ярким, не объедками с чужого стола — было б на что смотреть. Серёжа расшнуровал ботинки, приладил на вешалку куртку. И краем уха услышал шаги лёгких босых ног по ламинату.

— Налобызались? — Поля. Ну да, кто ж ещё — ключи только у Серёжи, Миши и него. Даже Матвею не выдал. Ну Матвей и не заваливался к нему без предупреждения... Поля тоже. До сегодняшнего дня. Хотя Серёжа и говорил ему, что заглядывать можно в любое время, но обычно Поля отзванивался предварительно — а тут нате пожалуйста. Серёжа обернулся — медленно, лениво. Поля стоял, привалившись к тёмному дверному косяку, в мятой белой футболке и выглядывающих из-под неё чёрных боксерах. Каштановые кудри вразлёт, на щеке розовое пятно — от подушки. А чутко он спит. Серёжа усмехнулся:

— Ты какими судьбами здесь?

— Батюшка из дома выставить изволили. — Серёжа аж на тумбочку присел от таких новостей.

— С какой это радости?

— Я Васеньке его любимому по жопе выписал.

— По поводу?

— А что за допрос у нас? Я тоже могу вопросы задавать...

— Ты уже начал. С того, что не в своё дело влезть решил.

— Нет, ну мне интересно.

— А мне интересно, чего Васька тебе сделал, что ты на первоклашку попёр.

— Дуалшок разбил! Коллекционный! — А ведь совершеннолетний, дееспособный гражданин своей страны. РАНХиГС, второй курс экономики и управления. С семилетним Васей в одной весовой категории — и морально, и физически. — Мне Матвей его подарил, таких не делают уже!

Праведный гнев в глазах, а губа нижняя затряслась, как будто плакать собрался. Серёжа в один шаг пересёк тесную прихожую, притянул его к себе, погладил по волосам. Поля забубнил ему в плечо — всё ещё возмущённо, но уже как будто смиряясь с ситуацией:

— Причём ладно бы нечаянно, так он специально его расколотил. Ну я ему и всыпал и сказал, что вещи мои трогать не надо. А батя услышал, сказал, что моего тут ничего нет, и выгнал.

— Подожди, вот так, в чём был? — Серёжа взял его за плечи, отодвинул от себя, чтобы заглянуть в глаза. Поля усмехнулся криво:

— А то ты не знаешь, кто у него лишний сын. — Видимо, у Серёжи лицо вытянулось, потому что Поля тут же добавил: — Ну не, не, куртку-то дал надеть. И в рюкзак я кой-чего кинул. Серёж, можно, я к тебе перееду?

— Можно, конечно, — ответил Серёжа — и понял, что где-то здесь окончательно разрешил вить из себя верёвки.



— Серёж, а можешь к бате заехать, плойку мою привезти? Она у него пылится только. — Отцу приставка и правда была не нужна, Вася в неё не играл, рано ещё — в общем, получилось без боя. У Поли засияли глаза, когда увидел коробку, кинулся к Серёже на шею. Серёжа вздохнул только, погладил мягкие кудри.



— Серёж, забери меня, пожалуйста, я такой пьяный. — В четыре утра. С Дыбенко. Хорошо, что не из Шушар. Полины глаза — блестящие, будто от температуры, мягкая улыбка, распахнутые для объятия руки. Нет, Серёжа всегда рад был его видеть — особенно живым и здоровым, но, в общем-то, можно было и чуть пораньше набрать. Желательно, до двенадцати.



— Серёж, а научи меня целоваться? — Серёжа аж переспросил, признаться. Думал, что ослышался. До последнего надеялся, что ослышался — но Ипполит повторил, и Серёжа услышал то, что услышал в первый раз. Услышал — и не очень понял, как реагировать. Поля как будто сам понял, что что-то не то сморозил, кусал нижнюю губу, смотрел пристально. А, нет, не понял — ждал ответа. Утвердительного, судя по тому, как он взвился после Серёжиного осторожного:

— Ты уверен, что того человека просишь?

— В смысле?! А кого мне ещё просить? Ты же мне брат, в конце концов!

— А как люди без братьев и сестёр справляются? — У Поли молнии сверкали в глазах. Или это черти прыгали? Так странно, волосы тёмные — а глаза голубые. Из них троих — четверых, считая Васю, — Поля, конечно, лучше всех удался. То есть, конечно, о Васе судить ещё рано было, но Серёжа помнил Полю маленьким... Блядь, он маленьким его помнил! А он... о таком просит. Это извращение, между прочим. Воззвание к здравому смыслу не удалось. Намёк на то, что можно найти для этого кого-то, с кем можно будет устроить совместную практику, тоже. Поля только глаза закатил:

— Учиться нужно у лучших, а не у таких же дилетантов. Ты б ещё предложил на помидорах попрактиковаться — толка столько же.

— А с чего... с чего ты взял, что я лучший?

— Ну, ты точно в этом деле лучше меня, — логично предположил Поля. — У тебя практики точно побольше было. А ещё Мишаня.

— Что — «Мишаня».

— Ну, в плане, ты б не отхватил такого мужика, если б ничего из себя не представлял. Вон, по полчаса лобызаетесь, он никак домой свалить не может.

— Ты... подглядывал?

— Нет, просто глаза не отводил. — Поля был убийственно честен. И убийственно прямолинеен. — Мишаня, если что, меня не интересует. Я не гей.

— Тогда зач...

— Я бисексуал. Ну, мне так кажется. Я не проверял ещё. — Серёжа хотел было вставить, что старший брат — не лучший кандидат, чтобы проверить, но Поля отбрил его на подлёте: — Но мне, короче, нравится парниша один. С четвёртого. И он, вроде как, по этой части.

— Так, может, к нему с такими запросами обратиться? — У Поли очень сильно и очень резко погрустнели глаза. Он опустил взгляд на секунду, пошарил им по столу, будто искал чего-то — и заглянул Серёже будто бы прямо в душу, так, что Серёжа разом почувствовал всё: и сомнение, и страх, и неуверенность.

— А если я облажаюсь? Серёж, ну правда, я ж не прошу меня в жопу трахать. Просто целоваться. А в жопу трахать меня, может, совсем другой человек будет. Но это от тебя зависит так-то. А?



Серёжа долго пытался понять, какой из аргументов стал решающим — но из раза в раз приходил к мысли, что решающим стал отчаянный, как в последний день жизни, напор Поли. Причём он очевидно боялся — и сомневался, и нервничал — но был намерен идти до конца. Сидели в гостиной — она же Полина спальня, трёхкомнатной Серёжа не располагал, отдал Поле диван, Поле хватило как будто бы — в ворохе постельного белья, Поля сбил одеяло в ноги. Тонкий, лёгкий, упорно рассекал по квартире в одной футболке. Серёжа смотрел на него с сомнением. Потом выдохнул:

— Хорошо. Но мне надо выпить.

— Что принести?

На кухне были запасы — скромные, но разнообразные. Не Серёжины, если уж на то пошло, Миша притаскивал то одну, то другую бутылку, начинал, потом она оставалась, початая. Где-то там числился смородиновый Абсолют: наёбка для уёбка, на запах ягодный ликёр, на вкус — чистый спирт. Серёжа решился:

— Водки.

— Запить надо? — Поля засуетился, спрашивал уже от дверного проёма. Серёжа мотнул головой — не надо. Поля кивнул и скрылся за поворотом. Зазвенели бутылки. Крикнул с кухни: — Серёж, а можно я текилы себе налью?

Серёжа подумал и разрешил. Закусывал водку долькой отобранного у Поли лимона. Поля опрокинул две стопки, щёки раскраснелись мгновенно. Сколько ему нужно-то, на самом деле, на его вес? Сколько он весит вообще? Хотя бы шестьдесят — есть? Поля, судя по всему, пока что успешно избегал семейного телосложения тумбочки.

А потом, стоило водке упасть в желудок, а теплу — раскатиться по венам и мышцам, Поля потянулся к нему. Вцепился пальцами в плечи, ткнулся наугад в губы, полез в рот языком. Ощущение странного накатило — и отступило. Потому что чисто технически ничего странного не было, поцелуй и поцелуй, а мысль, что это его младший брат, успешно купировалась выпитым. Но целоваться Поля, если честно, не умел. Вообще. А они тут, вроде как, учиться собрались. Серёжа остановил его:

— Подожди. — Поля нахмурил соболиные брови. Семейной внешности белёсой мыши он пока тоже успешно избегал. Как так получилось, что к восемнадцати он так и не научился сам? — Не торопись так.

— Ну так ты покажи сам. А то до морковкина заговенья ждать тебя.

— Давай так... — Первый шок сошёл, ощущение странного вернулось — усиленное многократно необходимостью действовать самому. Серёжа медленно вдохнул и выдохнул. Поля ждал, ловя каждое слово. — Ты ничего не делаешь, я показываю.

— А потом...

— Потом посмотрим. — Очень хотелось, чтобы «потом» не настало. — Рот приоткрой немножко, хорошо?

[анонимный декабрист]

Исполнение 2, 2/2

Поля облизал губы и подчинился. Прикрыл глаза, кружево теней от ресниц легло ему на розовые щёки. Серёжа, как заворожённый, медленно, осторожно погладил его по лицу большими пальцами, обнял лицо, приблизился. Алкогольный запах Полиного дыхания. Влажные от слюны губы. Полная покорность в лице. Серёжа вдохнул поглубже, как перед нырком — и поцеловал его. Без языка пока, мягко ласкал губы, Поля раскрыл рот шире, Серёжа вжался в него. Ловил себя на мысли, что отчаянно не хватает ответного движения — вспомнил, что сам попросил Полю ничего не делать. Полю. Это Поля. Младший брат. Ему едва есть восемнадцать, и он не умеет целоваться. Серёжа прервал поцелуй. Поля вперил в него тревожный вопросительный взгляд. Влажные губы, красные пятна на щеках. У Серёжи у самого лицо горело. Он схватился за Абсолют.

— Будешь ещё?

Полю не нужно было спрашивать дважды. Соль на мягкой коже между указательным и большим, долька лимона, стопка текилы. Серёжа подобрал под себя ногу, чтобы было удобнее разворачиваться — Поля скопировал его позу до сантиметра.

— А теперь что? — У него аж голос подсел от волнения. И глаза слезились как будто. Серёжа положил одну ладонь ему на плечо, вторую — на щёку.

— А теперь продолжаем. Почувствуешь, что готов ответить — действуй. Но не напирай. Тут же суть не в том, кто кого языком оттрахает... — Как же бесконечно неловко давался этот разговор. Целоваться как будто было даже проще. Полины лёгкие ладони скользнули по Серёжиной груди вверх, обняли за шею. — Понял?

— Примерно.

Серёжа коснулся его губ снова. И правда — проще. Поля схватывал на лету, Серёжа скользнул между его зубами языком — и почувствовал встречное движение. Поля не пытался больше перехватить инициативу, язык то и дело сдавался на волю победителя, мягкие влажные касания, Полины пальцы в Серёжиных волосах, он подался вперёд, втёрся грудью в грудь Серёжи, Серёжа перехватил его покрепче — и тут же поймал губами неуверенный тихий стон. Хотел остановить его здесь, сейчас — но смог только пробормотать невнятно:

— Давай сам.

Поля как ждал — обхватил Серёжино лицо ладонями, вжался плотно в его рот, толкнулся языком вглубь. Он быстро учился. Следующий стон, который Серёжа услышал, был его собственный — а потом Поля мягко толкнул его, и Серёжа обнаружил одновременно три вещи: он лежит на спине, и Поля склоняется над ним; у Поли стоит; у него самого стоит тоже. А Поля уже скользил губами по линии его подбородка и вниз, по шее, к ямке за ухом. Серёжа сжал пальцы на его плечах, попытался отодвинуть его от себя, хотя бы немного:

— Поль... Поля...

Поля прервался. Нахмурил брови.

— Ты же сам сказал...

— А ты просил меня научить тебя целоваться. Не больше.

— Всё остальное я тоже не умею.

— Но это не значит, что...

— Я говорил, что не прошу трахать меня в жопу. Я и не прошу. Серёж, пожалуйста... — Конец фразы смялся в поцелуе. А любые аргументы против — потонули в Серёжином стоне, когда Поля потёрся о его пах своим.

И всё-таки: сколько он весил? Поля выпрямился, чтобы снять футболку, Серёжа скользнул взглядом по чётко прорисованным под кожей рёбрам. А потом он потянул вниз трусы — и Серёжа не смог оторвать взгляда от острых тазовых косточек. В том числе потому, что не мог заставить себя посмотреть на его член.

— И, типа, как себе? — Не смотреть — не значило не касаться. Серёжа держал в ладони тяжёлую влажную головку — и умирал от осознания того, что именно сейчас происходит. Поля, наверное, умирал бы тоже — если бы не выпил больше него. Но сейчас он с исследовательским интересом гладил Серёжин член, мягко сжимая его в кольце пальцев, и задавал чудовищные в своей простоте вопросы. Серёжа собрался с силами, чтобы ответить:

— «Как себе» — это херовая концепция.

— Почему? Типа...

— Типа, люди разные все. Одному так нравится, другому так. — Он двинул ладонью по Полиному члену, осторожно, легко, будто гладя — Поля поперхнулся на вдохе, запрокинул голову, стрельнул в Серёжу ошалевшим взглядом. — Начинай плавно. Если ему будет нужно сильней — поверь, он скажет.

— Тогда говори мне, — пробормотал Поля и осторожно повёл ладонью от головки вниз. И вверх потом. Накрыл головку пальцами, двинул в круговую. — Так?

Как же неправильно это было. И как хорошо. Серёжа закивал пьяно:

— Да, так. Попробуй под головкой сжать чуть-чуть и большим пальцем по самому верху пройтись. — Сам он сделал то же самое — Поля ахнул, кивнул понятливо, повторил за ним. Под его пальцами будто жидкое пламя растекалось. — А теперь ниже. Не пережимай только.

В голове была только одна дурацкая залётная мысль: не кончить, ни в коем случае. Пока он не кончил, всё ещё можно остановить и исправить. Что именно нельзя будет исправить после, он не особенно понимал, но боялся оргазма до ужаса. До дрожи в ногах. До холода по позвоночнику. Но по позвоночнику холод, а под Полиными пальцами — жидкое пламя, и Поля стонал так искренне, так умоляюще, когда Серёжа ласкал его в ответ, и чем дальше, тем больше мысли — мысль, та самая, единственная, — путались, тем крупнее, важнее и весомее становилось «здесь и сейчас». А Поля жмурился, и вздёргивал брови, и хватал ртом воздух — стонать боялся как будто, может, тоже какая-то мысль пугала его, — и цеплялся свободной рукой за Серёжино плечо до белых пятен. И как будто что-то важное происходило прямо сейчас между ними. И никогда не были друг к другу настолько близко. И чем ближе был оргазм, тем больше Серёжа укреплялся в мысли, что так и должно было быть. Только, стоило выплеснуться Поле в узкую ладонь, уверенность схлынула, как море в отлив, и рука задрожала — и только просительный Полин стон заставил продолжить. А когда всё закончилось — совсем закончилось, и Поля переводил дух и смотрел на Серёжу испуганно и почти что кристально трезво, — Серёжа качнул головой:

— Это было в первый и последний раз.

— Да... да. — Поля как будто ещё собирался с мыслями. Серёжа собрался минуту назад.

— И больше никогда, ты слышишь меня?

— Слы... слышу. Больше никогда.

— И об этом никто никогда не узнает.

— Да конечно не... Серёж, ты кого из меня делаешь? — А вот тут, видимо, собрался уже и Поля. Поднялся с дивана рывком, подобрал ноги, обернулся на Серёжу возмущённо: — Я так-то в курсе, у тебя Миша есть, и мне так-то тоже не особо интересно, просто... бля, прости меня?

— За что?

— За то, что вообще это начал. Мне почему-то показалось, что это хорошая идея. Я тупой просто.

Серёжа сел рядом с ним. Обнял за плечи: обыденным братским жестом. Боднул лбом в висок:

— Всё нормально. Я просто испугался. Ну, знаешь, непривычные обстоятельства.

Поля рассмеялся звонко:

— Да уж. А у меня вообще первый раз.

— Поль, пообещай мне одну вещь...

— Не спалиться перед Мишей? — А ещё у него глаза, в пику всему кареглазому семейству Муравьёвых, были голубые. Может, поэтому отец его не любил, что родным не считал? А может, он и правда им не родной, ну, или там, только наполовину? Тогда это как бы наполовину не инцест. Серёжа усмехнулся и растрепал Поле волосы:

— Нет. Пообещай, что когда через много лет ты будешь разбирать эту ситуацию с психологом, ты не скажешь ему, что это был я.

[анонимный декабрист]

Да, забыл совсем: на публикацию фрагментов согласен.

[Гость]

Ааааа!!! Уважаемый автор второго исполнения! Какое же это точно попадание! Как же они хороши! Сережа в своей мнимой взрослости, которая трещит по швам, Ипполит в безбашенной юности и самоуверенности. И, боже, это чувство неправильности и легкого шока от происходящего, которое не исчезает ни на секунду, даже когда, казало бы, должно уже совсем сорвать крышу. При этом такая горячая чувственная НЦа.
Последняя реплика вбивает последний гвоздь в крышку моего гроба. Мои аплодисменты и сердца.

И, да, мирёж заказчик любит, поэтому совсем не против них в тексте)

Может быть, позже напишу вам еще приятных слов (и после деанона тоже), но пока я способна только бегать и орать.

невероятно счастливый заказчик

[Гость]

Так, щас, я продышусь. Заказчик, можно пожать вам руку за эту заявку, потому что я вообще не ожидала, что оба исполнения так спалят
Спасибо, автор 2, погорела, как мразь. Шлю вам сердец!

[Гость]

А... А!
Вот для этого и нужны кинк-фесты. Чтобы читать текст, полыхать щеками и, простите за подробности, но это факт - выжимать трусы.
Запредельной кинковости, огнености, напряжённости и честности вещь. Про то, что действительно даже с психологом нельзя назвать своими именами, но - оно есть, оно заводит, оно офигенно нравится участникам процесса, и голова идёт кругом от всего этого.
Сочетание - отрыв башки просто,
Сережа совершенно настоящий Серёжа, решающийся, потому что брат уговаривает его как в последний раз в жизни... Безудержно живой, яркий, упрямый Поля.
Ответственность и безумие, которых поровну в обоих...
И Миша ещё! Его тут мало, но он отчаянно хорош.
И, короче, это невероятная какая-то вещь, ор выше гор просто оттого, что она существует.
Спасибо автору!

[анонимный декабрист]

Дорогой заказчик, я очень рада, что понравилось! И насчёт мирёж тоже рада, потому что с них всё началось в моей голове, и без них как-то не так получилось бы))

Спасибо, автор 2, погорела, как мразь. Шлю вам сердец!
Спасибо, забрала! Сердца мои сердца)

Вот для этого и нужны кинк-фесты. Чтобы читать текст, полыхать щеками и, простите за подробности, но это факт - выжимать трусы.
Запредельной кинковости, огнености, напряжённости и честности вещь. Про то, что действительно даже с психологом нельзя назвать своими именами, но - оно есть, оно заводит, оно офигенно нравится участникам процесса, и голова идёт кругом от всего этого.
Сочетание - отрыв башки просто
Вы меня в лужу своим отзывом размазали только что. Спасибо вам за такие слова добрые хорошие

[Гость]

Автор 2, мне сейчас так стыдно и хорошо!
Подозреваю, что вы и добивались этого эффекта, ощущение что я там сижу на потолке и занимаюсь вуайеризмом, а не читаю текст.
Ощущение даже не неправильности, а какой-то извращенности и зазеркальности происходящего, своей ненормальностью и привлекающей.
Пьянящее ощущение. Безумное. Приятное.

И сами герои, конечно, прекрасны в своей попытке остановиться, в своем страхе, в своем нетерпении.
А последняя фраза — гениальна своей реалистичностью.

[Ни-Аптерос]

Автор 2, вот это вы дали стране угля.

Там выше сказали, что ради таких текстов и существуют кинк-фесты, так вот я подписываюсь под каждым словом.
Невероятно горячо, чувственно, и запретность происходящего очень правильно царапает нервы.

[ginger_toffee]

анонимный декабрист, Автор 2, я готова вам цветы к ногам складывать, правда, боюсь, от них останется одна зола, пока донесу, потому что я горю и не потухаю.
Ваша работа - удивительное, редчайшее сочетание очень, очень, ОЧЕНЬ горячего рейтинга - и такого тонкого психологизма, такой хирургической точности, что она ножом по сердцу. Поцелуи вы описываете, конечно, так, что очень хочется тоже, но там кроме столько - СТОЛЬКО - всего, что... а. Дышится с трудом. Хотя, честно, я последний час отхожу и пытаюсь что-то вам сюда осознанное написать.

Поля скопировал его позу до сантиметра.

- вот здесь меня заклинило первый раз. То есть, до этого читалось огненно, с предвкушением, на сплошной эмоции (сережиной больше, на самом деле, для меня его в этом тексте больше было, хотя она оба ОЧЕНЬ хорошо чувствуются, и ощущаешь на себе обе стороны), но тут... я прям оторвалась от экрана и некоторое время смотрела в пустоту.

Что именно нельзя будет исправить после, он не особенно понимал, но боялся оргазма до ужаса

- это очень точно, и это очень Сережа, по-моему. И особенно - Сережа в полином отношении. Капец. Тут я второй раз оторвалась и стала смотреть в пустоту и думать о вечном, потому что на меня тоже страх накатил, вместе с Сережей. Как вы это сделали, не знаю, но восхищена и благодарна, что сделали, столько эмоций наружу вытянули.

Пообещай, что когда через много лет ты будешь разбирать эту ситуацию с психологом, ты не скажешь ему, что это был я.

А вот тут, честно говоря, начала грызть ладонь, потому что стало ужасно грустно. Там еще это братское объятие - и их смешки после - и сережино "первый и последний раз". Эта строчка просто добивает непонятной... нежностью? и печальным реализмом. И это лучший завершающий аккорд, который можно себе представить.

Спасибо вам огромное, великолепная работа.

[Moura]

Серёжа решился:
— Водки.

Мне тоже надо.
Автор 2, тут не то что руки вам целовать нужно, тут, простите, покусывать вам пальцы /ржет в фейспалм/, потому что вы, конечно, чудовище, настолько это хорошо. Здесь каждая деталь такая выпуклая, трепещущая и дышащая, что как будто я просидела всё это время на полу рядом с их диваном в гостиной. Да и до - тоже. Всыпал Васеньке по жопе, лишний сын, розовый след на щеке, смородиновый Абсолют (на нём бесконечно кивала), Серёжина попытка объяснять, Полины зашкаливающе прямые вопросы...
А ещё важно то, что это текст без надрыва, без больных завязок; ничего здорового в нём, пожалуй, не происходит, но и ничего нездорового тоже. Просто к кому же ещё идти, действительно. Учиться надо у опытны и лучших, действительно. Здесь и сейчас, действительно. Непривычные обстоятельства, действительно. Вот этот их диалог после - банка вишенок на торте; всё разрулено без вреда и даже без потенциальной необходимости ходить к терапевту.
И, разумеется, это было сногсшибающе горячо. Идеологическое знамя кинк-феста гордо реет над вашим текстом, я аж прерывалась несколько раз, ибо всё пылало, и я в огне, и мир в огне, и всё горит. Целоваться захотелось ужасно и срочно
Дико прекрасный, огненный, насыщенный текст, над которым сложились все звёзды; автор, спасибо-спасибище, это было здорово.

[анонимный декабрист]

Финита

Исполнение 1, 6/6, `~800 слов

Это было как прыгнуть в глубокий омут и вспомнить, что не обучен плавать; не так, как быть одному, самому услаждать себя постыдными ласками.
Ипполит мысленно пожалел тех, кто и в обществе другого человека ищет только телесное удовлетворение, потому что то, что они с Сережей делали, было про другое. И прикосновения, и поцелуи хоть и разжигали огонь, какого он никогда не испытывал прежде, но ни в какое сравнение этот огонь не шел с удовольствием, рождавшемся от мысли, что это тот, кого Ипполит сам выбрал, единственный в своем роде человек, такой близкий, что почти недоступный, и все же он добрался, взял то, что ему принадлежало, и за дерзость был вознагражден.
На смелости какой-то, на лихости, невесть откуда взявшейся, он сполз вниз по расхристанной кровати, распоясал брата в секунды, распутал, добравшись до нагого тела, и нагнувшись в своей коленопреклоненной позе, языком широко мазнул возбужденную плоть. Самого пробрало дрожью, когда Сергей вскинулся и тут же удержал себя, раззадоривая Ипполита еще больше своей трезвой собранностью. Поля совсем отпустил себя, свой стыд отпустил, обвел губами ствол, пустил по языку слюну, чтобы глаже скользило, одну руку ладонью распластал у Сергея на животе, чтобы вернее задушенных стонов - по задушенному дыханию - чувствовать, как ему нравится, а другою себя сжал - и так стало хорошо, что хоть в обморок.
Сергея от таких ласк сначала будто скрутило в жгут, ноги полусогнутые в постель уперлись, а потом вдруг расслабились, раскрылись, и Ипполит подтянулся слегка вверх, чтобы удобнее было забирать в рот или за щеку, трогать языком или губами. И так было сладко в этой изнеженности, когда ты - не то, что ты говоришь или даже думаешь, а то, что ты чувствуешь. И скользила в ленивом от неги мозгу не мысль даже - ощущение, как изглаживаются оставленные на нем недоброй судьбой зазубрины, что-то выправляется, как заломленное крыло, падают с занемевших запястий чугунные цепи. И вместо тяжелых мыслей приходят другие, легкие и совсем глупые - что часто его любовь к Сергею так придавливала его, что почти опускала на колени, но не сразу он понял, что ему так стоя хотелось делать. Вот ведь до чего глупость! Ипполит остановил свое занятие, спрятал улыбающееся лицо в паху, выдохнул носом пару раз, сдерживая смех.
- Над чем ты там хохочешь теперь? - спросил Сергей, касаясь его щеки, как делал тысячу раз до сегодняшнего дня.
- Пустое, - пробормотал в его ладонь Ипполит, поцеловал влажными губами.
- Поля.
- Что? - спросил и поднял глаза, не предупредив себя, что может увидеть. Сергей смотрел на него, и взгляд его был сущее золото, и солнце, и пламя, от которого веяло и нежностью, и жаром, но жар разгорался и затухал, а нежность не переставала, нежность была всегда.
Уже не разъединенным, одновременным желанием Сережа позвал к себе - и Ипполит потянулся к нему для поцелуя, и от поцелуя этого напало на Ипполита такое изнеможение, что отвечать он уже не мог, только потянул на себя Сергееву руку, задохнулся, налег на брата всем весом, но не лицом к лицу, а одним только боком, чтобы можно было разглядывать неясные, скрытые от света свечи движения и командовать, совсем разморившись и раскапризничавшись:
- Теперь меня. Теперь себя, - и Сергей то покорялся, слушался, как ручной, то делал свое, сводил их вместе, пропускал между разведенными пальцами, мучил слишком легкими, по верхам, прикосновениями, и тогда Поля сердито понукал его, и до того это было странно - нежиться и сердиться вместе, но по правде - все одно нежиться, с головой окунуться в теплое, такое неизмерное удовольствие, что оно даже через край плещется, из-под ресниц выступает.
Под конец Поля себя трогать запретил, отчего-то нравилось дрожать всем телом, глядя, как Сережа двигал рукой, и бедрами вверх подавался от нетерпения, а все косился на Полю, хотел с ним вместе быть, и спрашивал полусловами-полустонами, можно ли, можно? Но Поля не давался, ждал жадно, но все равно пропустил момент, потому что Сергей притянул его к себе для поцелуя, смял губами губы и всем телом содрогнулся, а Поля вместе с ним, ощущая чужое удовольствие почти как свое.
Хотя что уж там, - Сергею после одного касания хватило, чтобы все докончить, чтобы Полю выбелило, вычистило, и вместе с тоской и тягой вымело из него и застарелую боль, и новую тревогу.

- Как ты сказал про то, что мы прокляты… я не хочу, чтобы ты так думал.
- А как мне думать еще? - спросил Сережа резко, но тут же смягчился, поцеловал голое плечо, потерся колюче щекой. - Как ты сам думаешь?
- Как об исключении из правил.
Сережа прикрыл глаза.
- Звучит, как какая-то уловка. Или подгонка под ответ. Слишком складно.
- Бывают такие ответы, которые кажутся слишком складными, чтобы быть правдивыми. Но от этого они не менее правдивы.
- Пусть так, - сказал Сергей, больше не раскрывая глаз. Тени от его ресниц трепетали на щеках.
Растянувшись каким-то, право слово, волшебством на всю их длинную ночь, свеча, спрятанная от двери за развернутой грамматикой, почти догоревшая, едва видная над подсвечником, горела на столе.
Свеча горела.